– Понятно, – протянул парень.
Конюхов недолго помолчал, осматривая скудное убранство избы.
– А скажи-ка, Василий, где у вас дрова хранятся?
– Дрова? Так во дворе, как у всех.
– Посмотреть могу?
– Чего на них глядеть. Но могу показать, если так нужно, – подросток взялся за висевшую на стене телогрейку.
– Ну, тогда пошли, покажешь.
Под взвозом Григорий сразу увидел лежащую рядом с костром37 дров кучу из знакомых поленьев. Василий заметил интерес милиционера и пояснил:
– Отец откуда-то привез. Велел сжечь, да только чего сырые в печь пихать.
– Я изымаю их. Бумагу потом составлю. Помоги в сани снести.
Когда дрова оказались в повозке, Григорий погнал Зорьку к собственной бане. Там он рассортировал поленья. Каждую пару составили те, у которых вырезанные прямоугольники точно подходили друг к другу. Пересчитав все тайники, прибавил их к тем, что нашел у берлоги. От полученного количества сердце бешено заколотилось.
– Григорий Пантелеевич! Григорий Пантелеевич!
Голос колхозного счетовода Зинки Лапиной по прозвищу Финка быстро привел его в чувство.
– Григорий Пантелеевич! За вами послали. С лесоучастка все вернулись. Обедают. В новом клубе собрание скоро, – запыхавшись, проговорила женщина. – Я по всей деревне как оглашенная бегаю тебя ищу. Сказали, что в лес уехал. Хотела уж следом ехать. А тут Авдотья Ларионова встретилась, говорит, что Толька ее тебя в деревне видел. Я к нему, а он говорит, что ты Омановым интересовался. Я к ним, а там Васька… Вообщем, еле нашла.
– Ну, что ты тараторишь! – одернул он Зинку. – Пожар что ли!
– Дык, того! Начальство же!
– Начальство, – передразнил Конюхов Финку. – Иди уж, скажи, что скоро буду. В помощницы ко мне не пойдешь? Больно хорошо розыск ведешь, – усмехнулся он.
Зинаида смутилась и опустила голову. А когда подняла, то увидел Григорий в ее глазах такую тоску, что ему стало не по себе.
– Ты чего, Зинаида?
– Мишке-то моему тоже повестка на войну пришла. Чует мое сердце, что не вернется он, – всхлипнула она. – Не вернется.
***
В Ленинград Янис переехал два года назад – летом тридцать седьмого. Закончив в тот год девять классов архангельской средней школы он, как и многие его сверстники мечтал беззаботно провести летние каникулы, чтобы осенью снова пойти учиться. Но произошло то, что случалось в те годы во многих советских семьях: его мать Илгу Пульпе обвинили в пособничестве врагам народа и, несмотря на все ее заслуги и место, где она работала, арестовали и вскоре расстреляли.
Все время пока мать служила в органах безопасности, они жили с ней вдвоем, занимая две комнаты в большой четырехкомнатной квартире. В двух других со своими детьми проживала Анна Акимовна Панина. Первый муж ее погиб в начале двадцатых, не дожив до рождения сына буквально несколько месяцев. Прохор Панин был