Свима заинтриговал этот подземный ход, но и раздражал тем, что он впервые узнал о нём. Появилось твёрдое желание проверить все свои двери и узнать, куда от них ведут подземелья. Как только вернётся назад, решил он, так с Неревом обойдёт дувар и наведёт ревизию входов и выходов.
Шли довольно долго, едва ли не полпраузы.
Наконец, он сидел за тяжеловесным на вид невечным столом в компании приветливо встретившей его Калеи и владельца хабулина, представившийся как Кате Кинг Ктора.
Широкий в кости и жестах, Кате излучал всем постоянную улыбку знакомого человека. Он аппетитно облизывал полные губы. Его светло-голубые глаза под слегка припухлыми веками с хитринкой посматривали на Свима.
– Подождём ещё кое-кого, – предупредила Калея.
Свим терпеливо ждал и непроизвольно отвечал на улыбку Кате.
Дверь в комнату с лёгким щелчком отворилась, в неё вошёл Ольдим.
И Свим…
Ольдим не ожидал от себя такой радости при виде ухоженного и приглаженного Свима, хотя и одетого в походную одежду. Эмоции встречи полностью исказили его лицо – оно расплылось на отдельные, не связанные друг с другом, фрагменты.
– Фу, на тебя, Зинема! – надула дряблые щёки Калея. Она назвала родовое имя Ольдима, что тут же испортило ему настроение. А Калея не унималась. – Тебя страшно показывать даже в Заповеднике Выродков. Ты бы выбросил из головы эту блажь. Стань человеком, а не карикатурой на него!
Ольдим в душе помянул Край.
Последнее время все, вдруг, словно сговорились, стали видеть в нём не какого-то инега, а именно Зинему Зембу Зуберкана. И при том тыкают ему пальцем в лицо. Всем оно, опять же вдруг, стало неприятным и неправильным.
По поводу всех он, конечно, преувеличивал, но недавняя стычка с Малионом ещё жила в памяти и жгла самолюбие. А Калея сейчас подбросила дров в это пламя.
– Вот что… – начал он было вызывающе.
Ему хотелось высказать начистоту своё мнение о тех, кому вольно трепать его родовой нэм, где и когда попало. Тем более что он сам от него отказался и постарался позабыть навсегда. Высказать тем, кому не нравиться его обличие. То есть поставить всех на место и не указывать ему, что делать.
Хотелось, но он остановился на полуслове.
Он не знал, как обращаться к этой старой посудине, имеющей, по всей видимости, самое прямое отношение ко всему тому, что окружало его, и чем он занимался в недавнее время. Не называть же её так, как называл Камрат, – бабкой Калеей или просто Калеей. Она явная многоимённая, и кто знает, насколько высок её нэм. Как бы он сам не относился к своему настоящему имени, многоимённые всё же были ему намного ближе, чем иные, ибо всегда ощущал впитанное с детства почтение к ним.
– Так что? – спросила и улыбнулась