– Спасибо, – говорю я и улыбаюсь, сожалея, что, когда у меня была возможность поговорить с ней с глазу на глаз, я не поблагодарила ее за все те различные способы, которыми она меня защищала.
Тогдашний наш ночной разговор состоялся пару дней назад, сразу после схватки с Коннером, и полное изнеможение вкупе с известием, что папа не оставил ни малейшего намека на то, где его искать, лишило меня последних сил и затуманило разум.
Бросаю последний взгляд на Блэквуд, понимая, что, скорее всего, вижу ее в последний раз. Ведь даже если мы чудом останемся в живых и найдем папу, я ни за что не оставлю его одного, чтобы вернуться сюда. С трудом верится, что в эту минуту мне в голову приходят мысли о директоре Блэквуд, но я знаю, что буду немного скучать по ее жесткой манере и блестящим играм в стратегию. Наверное, я никогда не пойму всего того, чему она пыталась меня научить, но в одном я уверена: ее уроки не прошли даром.
Мы с Эшем покидаем кабинет. Когда за мной закрывается дверь, не могу отделаться от мысли, что закончилась очередная глава моей жизни. Уезжая из Пембрука сюда, я не подозревала, что жизнь уже никогда не будет прежней, но сейчас, покидая Академию, я точно знаю, что мой мир вот-вот снова изменится.
– Нам опять дадут снотворное, да? – спрашиваю я Эша, когда мы спускаемся по лестнице.
– Ну, разумеется, – говорит он, успокаивающе улыбаясь.
Охранники отводят нас на первый этаж. Мы идем по тускло освещенному коридору. Охранник, сопровождающий Эша, останавливается возле двери напротив учительской и отпирает ее.
– До встречи в Америке, – говорит Эш, скрываясь в комнате.
Я следую за вторым охранником к соседней двери, и он тоже отпирает ее без объяснений. Захожу внутрь, дверь с громким щелчком закрывается за мной. Оказываюсь в маленькой уютной комнатке, больше напоминающей номер в частном отеле, чем ставшее уже привычным для меня помещение в замке. На стене висит яркий гобелен, из мебели тут только большая кровать с балдахином и изящный столик. Огонь в камине приятно обогревает комнату.
В изножье кровати лежит моя матерчатая сумка в синюю клетку и с потертыми ремнями – на фоне старинной мебели она кажется инородным предметом. Провожу пальцами по знакомой ткани, расстегиваю черную молнию и чувствую родной запах – от сумки все еще пахнет домом.
Внутри лежат вещи – частицы дома, при виде которых у меня ноет сердце: наволочка с соснами с моей кровати, старая папина футболка, которую я несколько лет назад приспособила себе под пижаму, и пара митенок из экокожи, которые мы с Эмили купили в прошлом году в полной уверенности, что станем законодателями новой моды. Оказалось, что для зимы они недостаточно теплые, а летом в них жарко, так что носить их можно всего пару недель в году осенью, когда в воздухе только появляется первый холодок. Мы, конечно, упрямо носили их каждый день, чтобы оправдать покупку, а друзья постоянно отпускали шуточки по поводу банды байкеров. Эмили не обращала на них внимания и настаивала, что Пембрук просто слишком мал для оригинальных идей.
В