Переехав, родители сразу же приступили к ремонту. Пока они клеили обои и клали паркет в одной комнате, жили мы все вместе в другой. Однажды в выходной день, когда ремонт только начался, после утомительной несколькочасовой возни с электрическими проводами и розетками, папа вышел во двор и подозвал меня к себе. Я в то время крутился во дворе вокруг песочницы, в которой, помимо меня, сидели две маленькие девочки и лепили куличи.
– Пойдём, прогуляемся со мной немного, а то от этого ремонта у меня голова кругом идёт. – Предложил он.
Мы побрели с ним по серым от набежавших туч улицам. Я периодически убегал вперёд и потом ждал, пока папа меня нагонит. Где-то через полчаса мы пришли на место нашего бывшего дома.
Во второй раз я увидел эту картину, только уже не у себя в голове, а вживую.
Резко пошел дождик, вокруг образовались большие лужи и мокрая грязь от перепаханной тяжёлой техникой земли. Экскаватор и два трактора один с ковшом, другой со щитом динамично совершали наезды на наше бывшее жилище. Один из тракторов периодически поднимал свой ковш и, словно ломая игрушечный картонный домик, сгребал каменные обломки с того места, где раньше находилась наша комната на втором этаже. Горький комок встал в горле, мне хотелось разрыдаться от страха и тоски, но в тот раз я сдержался.
– Пап, эта та самая картинка, про которую я тебе рассказывал, – тихо сказал я и указал пальцем на то, что видел перед собой.
– Знаю, сынок, знаю… – ответил Папа и обнял меня за плечи, стараясь успокоить. – Если ты когда-нибудь ещё увидишь что-либо подобное и поймёшь, что картинка, возникающая у тебя в голове, связана с каким-нибудь событием из будущего, обязательно рассказывай мне, хорошо?
– Хорошо, пап. А такие картинки могут ещё появляться?
– Кто знает, возможно. – Пожал он плечами и потянул меня идти обратно.
Но шли годы, папа иногда спрашивал у меня, не знаю ли я о том, чем завершится история, происходящая с тем или иным знакомым, но я отвечал, что не знаю, поскольку никаких видений больше не возникало.
Тем временем родители закончили ремонт квартиры, и радость переезда сменилась унылыми буднями отрешенного существования. Большая квартира развела нас по углам, каждый сидел в отдельной комнате и занимался своими делами.
Я рос единственным ребенком в семье, у меня были папа и мама, но взаимопонимания у родителей между собой не было. Все свои сознательные годы после этого переезда, я не помню, чтобы они что-то обсуждали, делились чем-то друг с другом. В атмосфере полного молчания я привык не высказывать и не показывать свои эмоции, рос тихим, скромным и беспристрастным ребенком, втайне мечтающем вернуть теплые, открытые и добрые отношения между моими любимыми родителями, которыми были наполнены первые годы моей жизни. Не могу сказать, что я вырос совсем замкнутым, вне дома я был вполне общительным, у меня было много друзей, но все было как-то поверхностно,