Шлем покатился по мраморному полу, звеня и подпрыгивая. Артем проводил его взглядом, нашел глазами Табачника. Он первый раз увидел, как Дух бледнеет. От цвета дыма горящей сырой еловой ветки до еле заметного дымка листка папиросной бумаги.
– Ты-ты-ты как его? Ты-ты-ты зачем его? Ты-ты-ты куда его? – заикался Табачный Дух.
– Туда куда-то, – неопределенно махнул рукой Артем, сам не ожидавший такого результата. – Вот, – он показал на то место, где стоял гном. – Вот, – радостно повторил он, найдя себе что-то вроде оправдания.
На мраморном полу лежал его телефон. С треснувшим после падения с высоты гномьей бороды экраном.
– Вот, – согласился Дух. – Да-а-а… Ну ты…
Он медленно провел взглядом по пустому перрону.
– А! Ха!
Дух подплыл к колонне и поковырял пальцем отклеившийся край какой-то рекламы. Что-то вроде «Гарантируем бессмертие. В случае неудачи оплачиваем похороны».
– Хм. Повезло тебе, Артемиус. Очень повезло. А Федьке повезло еще больше. Хотя он этого еще не знает.
– А-а-а куда я его это? – рискнул спросить Артем.
– Судя по всему, Руанда. Гора Вирунга. Заповедник горных горилл.
– Ой…
Артему стало как-то нехорошо.
– Но! – Поднял указательный палец Табачный Дух. – С ограничением по времени. Видишь, – тем же пальцем он показал на отклеившийся уголок объявления. – Завтра утром вернется. Тело, так обязательно вернется. Не менее, чем на девяносто процентов, – сказал Дух уверенным, хотя и дрогнувшим разок голосом.
*****
Из тоннеля подул ветер, по потолку скользнул желтый свет прожектора поезда метро. Оставшуюся минуту они молчали. Кое-кто боялся напоминать о своем существовании.
Зашли в пустой вагон.
Артем сел у дверей, как он любил, потом пересел к Табачному Духу, сидевшему ровно посередине скамьи, покрытой старым, потрескавшимся и заплатанным кожзаменителем. Это был самый старый вагон метро, который Артему приходилось видеть. Панели – деревянные, с облезшим лаком. Поручни с непривычными изгибами.
На следующей станции, Кагановича, никто не вошел. На станции Артема, Умертвенской-Ямской, вошла старая ведьма. Артем подумал, что в Москве он бы ни за что так не подумал. Ну бабка и бабка. Что-то цепляет глаз, вроде высоких армейских ботинок, видных под краем юбки, но мало ли кто как в Москве одевается. А, ну еще зубы нетипично для старух целые и белые: ведьма им улыбнулась.
На Гнилой Речке вошли два человека, в смысле – человека. Куртка,