Артем скривился и еще раз попытался очистить ботинок о перекладину стула.
– В фигуральном смысле! Ну и раз уж начал, возьми в кладовке совок и прибери тут. Кладовка в конце коридора. Мне, – снова хмыкнул Табачный Дух, – не с руки.
После чего сунул вытянувшийся указательный палец в щель между дверью и косяком и втянулся в нее весь, демонстрируя свою бесплотность.
*****
Что Дух соврал, Артем понял только когда убрал останки жабы, а потом то, что натошнил, убирая останки жабы. Если бесплотность не помешала Табачному Духу притащить сюда земноводный труп, она не помешала бы и утащить его. Но жаловаться на несправедливость было некому, кроме ведьмы Лены в соседнем кабинете, которой пожаловаться Артем никогда бы не решился.
Никаких заклинаний для уборки в «Черт знает» он так и не смог добыть. Поэтому выбросил кишки в корзинку для бумаг, ушел, понял, как это будет вонять завтра, вернулся, еще раз прибрал то, что натошнил, донес кулек, свернутый из предпоследней страницы брошюры про случайности до уличной мусорки, выбросил, понял, что кулек протекал, не стал прибирать то, что натошнил, пошел домой.
Вспомнив о доме, Артем сразу повеселел, несмотря на обжабленные руки. Своей квартиры, даже комнаты, у него не было никогда, он жил с родителями в «двушке», чему ни он, ни родители рады не были. Места в институтской общаге ему, с московской пропиской, не давали. И когда Артем с ордером на заселение нашел по адресу дом и понял, что ему досталась не койка в общежитии, и даже не комната в общежитии, а целая отдельная однокомнатная квартира, он тихо взвыл от счастья.
Жить ему предстояло на первом этаже двухэтажного бревенчатого дома, на два подъезда по три квартиры в каждом. Домов выше пяти этажей Артем Тут вообще пока не заметил.
Тут напоминало провинциальный городок, с пятиэтажной застройкой центра, быстро нисходящей до двух-трех этажей в основной части, и одноэтажной разбросанной окраиной. Но только все это располагалось, вытянувшись, вдоль многополосного проспекта, вроде Кутузовского в Москве.
Крайние его полосы были пустые, они предназначались не для езды по ним, но для полетов над ними. Ступы, метлы, садовые скамейки, стулья, табуретки, кровать со спящим кем-то, кресло, рядом с которым летел горящий и дымящийся торшер – это то, что Артем разглядел на нижнем слое. Выше слои двигались гораздо быстрее, он опознал колесницу, запряженную бегемотами, и вполне современный истребитель, летевший гораздо тише, чем ему положено, с печально вращающимся деревянным пропеллером.
Левее пустого полетного ряда шел ряд верховой и гужевой. Если так можно о нем сказать: лошади Тут были не основной тягловой силой. Артему показалось, что тутошние запрягали или садились верхом на все, что могли поймать и всунуть ему в рот трензель. Или прибить, если всовывать было не во что.
Артем постоял у обочины, глазея на ездовых собак, ездовых зайцев, крупных, размером с пони, ездовых ежей. В тележку гнома были запряжены сразу две фантастически