Гюнна Потная была, что называется, «межеумок»: тело здоровое, а лицо апатичное, глаза посажены глубоко и блестят тускло. Творец скупо наделил ее умом. Из-за формы глаз некоторые считали, что она родом из Гренландии, а другие – что с Зеландии; что она потомок тюленя и пастуха, и ее нашли на взморье, запеленатую в водоросли. А в ее лоне явно был какой-то магнит, потому что все свое детство она ходила беременная, однако на острова приехала бездетной.
Гюнна Потная ходила на хутор на работу (там идти было всего через одно болото), а остальные почти никуда не выходили и сидели, перебирая пух или прядя шерсть на первом этаже, где у них был ткацкий станок (который, не помню почему, прозывался «Ватикан»), прялки и прочие орудия для пуха и шерсти.
Старухи были невелики ростом, и высокие потолки были им ни к чему. Поэтому лодочный сарай можно было разделить надвое по горизонтали: внизу рабочая комната, наверху – спальня. Войти в «Домик Гюнны» было трудновато, а взрослому мужчине было совсем невозможно протиснуться на чердак, где были четыре простые кровати и камин в уголке. Поэтому ни один мужчина туда и не поднимался: они довольствовались тем, что вставали у люка и так беседовали с четырьмя женщинами, которые прихлебывали кофе, сидя каждая на своей кровати под косой крышей, – Гюнна Потная, Гюнна Старая, Гюнна Свейнс и бабушка Вербьёрг. Пол чердака доходил гостю до груди, так что он всегда напоминал почтенный бюст (я сама не раз это видела), когда стоял, просунув голову в люк, и держал речь.
Чаще всего там стоял седобородый старик по имени Свейн Этлидасон – работник фермера Эйстейна, – худощавый, жилистый, с синей от пульсирующей крови переносицей и тоненькими волосами, которые были настолько сильно связаны с небесными светилами, что во время прилива поднимались с его макушки, словно бурые водоросли в море. Его называли Свейнки Романс, но он никогда не знал женщины. Зато он был очарован самим понятием «любовь» и каждый год составлял подробные справочники, которые озаглавливал так: «Девицы Брейдафьорда». То были перечни всех бездетных работниц на островах и хуторах на побережьях Бардастренд, Скардстренд и Скоугарстренд. Возле каждого имени стояли оценки по четырем параметрам. Престарелый холостяк оценивал девушек по роду, трудолюбию, пригожести и «игривости» – про это слово долго гадали, что оно значит, да так и не разгадали. Свейнки Романс питал почтение к бездетным дамам, а на других и смотреть не хотел; он спрашивал каждого гостя, сходящего на берег из лодки, обо всех хуторах, где тот останавливался: «Значит Домхильд Эйриксдоттир все еще на Вальсхамар? Двадцать восемь лет, а детей еще нет, да? А… а она еще собой пригожа, пригожа, а?»
Говаривали, что в молодости он увлекся Гюнной Старой, а она – другим, который упал за борт близ Лаутрабьярг. Но Романс не сдавался и часто по вечерам приходил в «Домик Гюнны», рассказывал там истории, сыпал стишками, читал поэмы, делился жизненной мудростью.
– Я вам про пастуха из Кроука рассказывал?
– Да,