Его отец и мать, видимо не так уж и сильно хотели ребенка и спихнули заботу о нем на детский приют.
– Не утопили в канаве, – иногда думал Асмер. – И на том спасибо.
Так что первое, что увидел Асмер, когда мог уже соображать – было лицо настоятельницы приюта в большой комнате с кроватями и облупившейся краской на стенах. Единственной чертой ее лица, которую он запомнил, была обвисшая складка между бровями, возникшая от того, что монахиня постоянно хмурилась. Как и все взрослые в приюте она был злой и, казалось, ненавидела детей. Монашки относились к Асмеру и остальным ребятам, как к мусору, и не гнушались оскорблять их и бить за малейшую провинность. Все это происходило, конечно, за стенами приюта, там, где издевательства не были видны посторонним.
Ведь нельзя было порочить церковь Души!
Асмер почувствовал озноб. Слишком давно он не думал о приюте, пытался блокировать воспоминания, но теперь они хлынули на него потоком, будто кто-то выдернул пробку, мешающую памяти вытекать. Асмер почувствовал, как заболел шрам на пояснице и тут же вспомнил, как его получил.
***
Была ночь. Асмер и остальные ребята сидели на кроватях тесной кучкой и что-то горячо обсуждали. Они любили вот так, ночью, пока монашки не видят, разговаривать о том, о чем говорить нельзя, любили соревноваться, кто придумает самое крутое обзывательство для воспитательниц.
– Грязная потасканная улитка, – гордо выпятив грудь, сказал Йонас, пухлый мальчик с немного глуповатым лицом.
– А что это значит? – спросил сирота по имени Брэним.
– Не знаю, мой папа так часто говорил о всяких тетках, которых не любил.
Йонас, единственный из всех детей знал своих родителей. Мать его, правда, умерла при родах, так что Йонас жил с отцом, который так и не смог оправиться от смерти любимой жены. Впрочем, несчастный муж нашел утешение в бутылке, а затем, видимо, переборщил со спиртным и вздернулся на люстре в гостиной. Полицейские нашли его тело через два дня, когда ребенок покойного попросил помощи у соседей, рассказав им, что его любимый папочка умер.
Других родственников у Йоноса не было, либо они просто не пожелали взять на себя ношу в виде ребенка. Так ему и посчастливилось оказаться в приюте Церкви души.
Асмеру всегда было его жаль. Сироты с рождения, такие, как он, не знали другой жизни, кроме той, что у них есть сейчас. И пускай они ненавидели приют всем сердцем, но это мрачное обиталище было единственным, что было у сирот во всем мире. Однако, Йонас был здесь пришельцем, лишним, чужим. Пришедший из «внешнего мира», в котором никто из других сирот никогда не бывал, он в один момент потерял все – семью, дом, свободу. Асмер даже представить не мог, как мучился бы, случись с ним такое. Йоносу же все было нипочем, бедняга жил в своем мире, в коконе, что делал такие ужасные события не такими страшными.
Этим коконом была глупость. Асмеру всегда было жаль Йоноса, но как же он иногда ему завидовал.
– А