Отныне его местом жительства стал крошечный поселок, где нашлась стоящая на отшибе ничейная покосившаяся хижина, куда два раза в неделю помощник трактирщика приносил корзинку со скудным запасом продуктов. А два раза в году из единственной лавочки доставлялся мешок с очередной сменой одежды и обуви. А все остальное, вроде приготовления еды, заготовки дров, а также починки охромевшей мебели или прохудившейся крыши – изволь сам. Умеешь, не умеешь – никого не волнует, учись, если не хочешь сдохнуть. А сдохнуть по собственному выбору не позволяла данная герцогу клятва… хотя Марвин уже прикидывал варианты. То ли вены перерезать, то ли попробовать утопиться… а тело, послушное данному обещанию, отказывалось наносить самому себе осознанный вред. Даже к краю обрыва, чтоб упасть и наверняка сломать шею и то подойти не удавалось.
И покатилось унылое существование в месте, где дни были похожи друг на друга как горошины из одного стручка. Ничего не менялось, кроме прихода дня и ночи, ну, и смены времен года. И если весной у него были развлечения вроде сгребания и сожжения прошлогодней листвы, если летом наступал период сбора и переработки ягод и грибов, если осенью можно было выйти на охоту, то зимой наступало время черной непроглядной тоски, от которой хотелось выть.
Марвин чувствовал, как день ото дня он неуклонно дичает, прекращает быть кем-то, принадлежащим к человеческой породе, постепенно превращаясь в зверя. Ему уже не хотелось умываться и опрятно выглядеть, потому что для кого? Он не рвался убираться в хижине, потому что увидеть порядок было некому. Он только постановил себе каждый день не менее часа читать вслух стихи или петь песни, поскольку сильно подозревал, что такими темпами он в этой дыре просто разучится говорить и начнет общаться жестами и мычанием. Да и с кем ему здесь разговаривать? С белками? С птицами? С тараканами? Потому что жители поселка от него попросту шарахались, видимо сильно их пугал выжженный на лбу знак изменника…
А через двадцать лет такой полу животной, полу растительной жизни его выловил в лесу подальше от любопытных глаз молодой Урлин Ваего, сын Миффина Ваего, Опоры Марханы, ни много, ни мало – премьер-министра и сделал ему крайне интересное предложение, не побоявшись нарушить запрет герцога на общение с преступником. Казалось бы, что может потребоваться блестящему молодому человеку, в перспективе наследующему отцовскую должность, от завшивевшего полутрупа с запретом на общение? Тем не менее, причина нашлась.
Наследование в перспективе должности премьер-министра – это, конечно, хорошо. Но вот невозможность обретения дихэ и передачи