в Форксе снова дожди
лунный свет Дебюсси триумфальный полёт
жажда крови сильна демон мчится вперёд
горы грозы бейсбол яркий росчерк небес
вспыхнул и осветил мокрый сумрачный лес
бездна щурит глаза бледнолицый рассвет
озаряет лучом неземной силуэт
тайной вечной любви обладает герой
создавая миры беспристрастной рукой
запах голос лицо ослепительный взгляд
пригвождает к стволу нет дороги назад
выбор сделан и пусть тормозами визжит
грустный рыжий пикап у обрыва во лжи
в Форксе снова дожди беспросветный туман
льётся призрачный свет вечный лунный обман
В чёрном маленьком платье
В чёрном маленьком платье
ты стоишь у камина,
оголённые плечи
ловят отблеск огня.
Запах нежной фиалки,
свежей спелой малины,
так тревожно и грустно, —
это не для меня.
В пьяном облаке «Ricci»,
в абсолюте иллюзий,
это чёрное платье,
как дурманный цветок.
Скрипка стонет стаккато,
исполняя «capriccio»,
но твой взгляд неизменно
обращён на восток.
Обниму мятным ветром
неземные колени,
ты растаешь, как дым
от ночных сигарет.
В твоё чёрное платье
наряжаются тени.
У меня нет камина,
и тебя – тоже нет.
Горела рукопись в камине
Горела рукопись в камине,
огонь метался очумело.
Бесславно рукопись горела,
воды на донышке в графине.
Огонь, облизываясь жадно,
уничтожал лохмотья страсти,
он наслаждался дерзкой властью,
палач и хищник беспощадный.
Звучала музыка эпично,
с ней пламенел закат кровавый,
в окно заглядывал, лукавый,
и усмехался неприлично.
И, опускаясь на колени,
его отчаянно просила
спасти, которого любила,
от безнадёжности сомнений.
Сгорела рукопись в камине.
Огонь, насытившись, устало
клубком свернулся, и пропала,
мелькнув, звезда. Навек отныне.
Дежавю
Я в двухместной коляске
одна,
в муфте грею озябшие
руки.
Одинока на все
времена,
в бесконечности вечной
разлуки.
Незакрытый гештальт,
дежавю
ранят сердце и рвутся
наружу.
Кабаре? Оперетта? —
Ревю.
Проживу. Перемелется.
Сдюжу.
Забыл…
На жирной точке невозврата,
у краешка морской воды,
любви растаяли следы,
и шепчут волны виновато:
– Нельзя окольцевать мечту,
свободу, море,