время – стоп, расстояния – прочь,
и целуешь во сне неуверенно
абиссинскую царскую дочь.
По тайге рыщут волки усталые,
утопает в снегу волкодав.
В Абиссинии сумерки алые
и печальный пятнистый жираф.
Алая буква А
В городе обязательны кладбище и тюрьма.
Рдеет на чёрном платье Алая Буква «А».
Буква горит, пылает адовым, злым огнём.
Тот, кто любил, он знает муки, горящих в нём.
Знак адюльтера грозен, строг и неумолим,
дьявольски одиозен, с кровью неразделим.
Площадь бурлит, ликует. Мрачен позорный столб.
Зрители атакуют не эшафот – престол!
Вышла на суд Мадонна, к сердцу прижав дитя,
плод от любви позорной в память приобретя.
Злобно толпа бушует, грешной пророчит ад.
Огненным поцелуем грешник другой распят,
тот, кто обрёк на муки, тот, кто повергнул в страсть.
Алая буква страха вмиг под сутаной зажглась, —
помнит он жар соблазна, бремя вины гнетёт.
Время волнообразно свой продолжает ход.
Алые Буквы рдеют на парусах Земли.
Верят прелюбодеи в яркий огонь Любви.
Алголь
Доктор говорит, – виноват алкоголь.
Но я твёрдо знаю: звезда Алголь
дотянулась острым, кривым лучом
и смертельно ранила. Ни при чём
страхи, ревность, обиды, боль, —
так распорядилась звезда Алголь.
Сорвала и башню, и тормоза,
белену закапав тебе в глаза.
Выжгла пламенем на груди клеймо,
утащила в рабство твои мнемо —
зины, молодость, силы, соль…
Глаз отрубленной головы – Алголь.
а-ля белль пуль
привет наташа
сколько зим и лет
конечно рада
очень рада встрече
была права ты —
саваном рассвет
и в яблочко
стреляли каждый вечер
пожаром алым
плавилась земля
уничтожали вдрызг
до эмбриона
но выплюнули
голую а-ля
белль пуль[1] —
домой наполеона
и кто-то лепит
новую меня
по тем же старым
писаным законам
бесстыдно обжигает
у огня не внемля
ни проклятиям
ни стонам
сегодня праздник
благостная весть
я встретила тебя
на перекрёстке
как хорошо наташа
что ты есть
быть может вспомнишь
выйдя на подмостки
Апеллай[2]
Апеллай – жаркий месяц.
Нежно шепчут цимбалы
в недрах каменных лестниц,
в душном мареве алом.
В безграничности мира
упоительной страсти,
блещут