– Два года назад, – ответила та, отгораживая плечом клочок бумаги.
Он бросил попытки подсмотреть ее записи. Так и так служители пишут своими, особыми знаками – вряд ли он их прочитает.
– Каково оно?
– Если подготовиться, то не трудно.
– Меня готовили на совесть, – сказал Ярви, мысленно возвращась в ту ночь, когда из ненастья явился Одем. Он помнил, как отражалось в склянках пламя, помнил ласковые морщинки матери Гундринг, четкие и ясные вопросы и ответы. На него навалилась тоска по той, простой жизни, когда не нужно было ни убивать никаких дядь, ни исполнять никаких клятв, ни совершать такой трудный выбор. Тоска по травам и книгам и тихому слову. Ему стоило сил загнать ее вглубь – сейчас ей предаваться нельзя.
– Но возможности пройти испытание у меня не было.
– Немного и потеряли. Сперва долго дрожишь снаружи, за дверью. Потом на тебя долго пялятся старухи. – Она окончила послание и закатала его в крохотную гранулу. – И в конце праматерь Вексен удостаивает тебя поцелуем.
– И как?
Сестра Ауд пшикнула и глубоко вздохнула.
– Праматерь, неоспоримо, мудрейшая из женщин, но мне бы хотелось принять последний поцелуй от кого помоложе. Видела я и Верховного короля, издали.
– Один раз и я видел. Старый он был, низенький и жадный. На все вечно жаловался и боялся садиться за стол. Но с ним было много могучих воинов.
– Ну, значит, время его не коснулось. Разве только теперь он поклоняется Единому Богу, еще сильнее одержим властью и, по мнению всех, не выдерживает более часа подряд без сна. А число его воинов умножилось.
Она подвернула полог клетки. Сидевшие в клетке птицы не шевельнулись, не встрепенулись от света – лишь пялились на Ярви дюжиной пар немигающих глаз. Птицы черного цвета.
Ярви нахмурился.
– Вороны?
– Ага. – Засучив рукав, сестра Ауд отомкнула дверцу, просунула внутрь белую руку и умело схватила птичье тельце. Затем вытащила птицу наружу – тихую и спокойную, будто вырезанную из угля.
– Мать Скейр уже несколько лет голубей не использует.
– Совсем?
– Пока я ходила в подмастерьях – ни разу. – Она прикрепила послание к вороньей лодыжке и мягко продолжила:
– Ходит слух, что голубь от матери Гундринг попытался выцарапать ей глаза. Она считает голубей ненадежными. – Сестра прильнула к птице и прокурлыкала:
– Мы в дне от Торлбю.
– Торлбю, – произнесла ворона трескучим голосом. Сестра Ауд подкинула ее в воздух. Птица забила крыльями и полетела на север.
– Ворона, – прошептал Ярви, глядя, как та скользит почти по краю белогривых волн.
– Заверяешь своего хозяина в послушании?
Ничто встал рядом с Ярви. Он по-прежнему обнимал свой меч как возлюбленную, хотя теперь у того имелись отличные ножны.
– Гром-гиль-Горм мой союзник, а не хозяин, – ответил Ярви.
– Конечно. Ведь ты больше не раб. – Ничто легонько потер шрамы на задубелой