уже сейчас, на завтра, правда? Да.
Сумка. Стоило мне взглянуть на нее еще раз. И поравняться же с ними одновременно. Как «механизм» сдетанировал и мать, швырнув ее на землю, бросилась через кусты на дорогу. На моих глазах. Да что уж там – на глазах у своих мужа и сына!
Это. Был. Шок! Я буквально не знала – что делать. Точнее – что не делать. Ведь ничего менять нельзя. Да и не получится! Все ведь уже случилось. А не делать и вот так просто стоять… Ты понял, да? Взрыв мозга! Хотела то ли броситься за ней, то ли подстраховать отца и перекрыть дорогу Владу. Чтобы он не бросился следом…
Но, знаешь, что – она благополучно пересекла дорогу. Да – проезжую часть… И да, «движение», на тот момент времени, уже было. И я здесь имею ввиду – кроме «людского хода». Пешкодрала. И явно понасыщенней, да, нежели во времена такого же «ходящего», и начавшего только ходить, Александра. Но и не так чтоб – как сейчас… В количестве, и качестве же, «автопрома» – знатно, конечно, уступая. Но… Было! И… Все обошлось. Да. Перешла и пошла… параллельно мне. И в моем же направлении. Вперед! Как говорится. И, возможно же, с песней. Что мы, конечно же, уже не узнаем. Да и нужно ли? Важно ли? Нет. Важно и нужно, надо, знать и понимать, что даже не обернувшись на своих…
Что же до остальных, и оставшихся у широкой переправы на левом берегу, отец, подобрав сумку своей левой рукой и сжав левую руку сына правой, так же, как и та, просто пошел дальше. Пока мать вышагивала – по ту сторону, правому берегу, дороги. После чего, достигнув какой-то определенной, своей точки, будто мяч, подброшенный ввысь, она перешла дорожное полотно вновь. И уже обогнав меня, пошла дальше. Опять же – ни разу не обернувшись. Все также спокойно и… Ноль внимания, фунт презрения. Будто муж и сын – вообще не ее. Не ее забота и не ее проблема. Никто и ничто!
И ладно бы… Нет. Не так… Черт! Ты же меня камнями забьешь за это. Но я ведь не выгораживаю. Не выбеляю! Я, как третья сторона, смотрю со стороны и… Я даже бы скорее – поняла мужа. Ну, да, поссорились. С кем не бывает? Бы-то-ву-ха. Все дела… Но на глазах у ребенка? Он ведь – еще малыш. Не ручной, да. И не метр с кепкой. Но… Пешком ведь под стол… Все-таки! Он ведь еще не знает, как и не достаточно понимает, почему кричат. Почему мама уходит. Почему папа, в свою очередь, остается. И… Не пытается ее вернуть(?). Да, в конце концов, догнать! Еще раз поговорить. Нор-маль-но. Опять же – не при детях. А только уже решив между собой – с ним. Почему…чка. Ребенок ведь. Ре-бе-нок. Задает вопросы. Задается ими и… имеет право.
Но суть пьесы, и одновременно масштаб трагедии ответа на сто один далматинец вопрос «почему», оказались просты и до боли ироничны. Обычны и статичны. Ста-ти-стич-ны… Что бы это для каждого из нас ни значило. И что бы каждый из нас же под этим «свое» ни подразумевал. Комична и трагична. Траги-комична! У отца на стороне – была интрижка. Да и не просто интрижка, а полноценная вторая семья… С ребенком!
Под копирку, а? А?! И чего ему не хватало, да?
