– Ну раз так, слушай. Иваныча тебе не провести. Наши двойные агенты в Секторе всех знают. Если ты жаба – я сам заставлю полетать тебя с козырька, пташка! – имел он ввиду карательный козырёк Башни, на котором комиссары казнили плененных штабных и провинившихся заключенных. – Иванычу ты не соврешь! Он тебя раскусит!
– А Кайл? – задала вопрос Нэл.
– Что Кайл?
– Он тебя раскусил? Твою ложь?
– Ты о чем, Нэл? Смит никогда не врет мне. Терпеть не могу лгунов. В Штабе все держится только на доверии.
Но Кайл все-таки заметил, как Смит промахнулся мачете по двухметровому лопуху и переменился в лице. По шороху Нэл поняла, что они оба остановились.
– Ты чего, Смит?
– Слушай, салага, я не врал тебе. Я просто ждал удобного случая, чтобы сказать.
– Что сказать? Смит…
– Дикарка раскусила меня даже в мешковине на башке. Я думал, ты сам все поймешь.
Но Кайл не понимал и его это начинало бесить:
– Говори. Что?
Смит молчал, и тогда Нэл решила подсказать несчастному салаге:
– На его одежду посмотри. На свою, мою, а потом снова на его.
Кайл и Нэл были во второй коже, но не Смит. Ткань его вещей не защищала от радиации.
– Да что б тебя, Смит! Сколько?! Сколько минусов ты потерял?!
– Мне еще хватит силёнок прихватить на тот свет с собой жабу, салага!
– Одну? Одну жабу? У тебя что… Единичка? – тот молчал, но слова уже были лишними. – Как же так, Смит? Единичка? Последнее прикосновение до смерти? Ты серьезно?!..
– Не последнее, а еще одно! – хохотнул Смит, – говорить «последнее» – плохая примета.
– Тебе смешно?
– Не очень.
Смит подошел к Нэл и сдернул с ее головы мешок. Ударил по стяжкам мачете, разрубая их. Рыжие волосы Нэл наэлектризовались и теперь стали похожи на солнечный диск.
– Жизнь такая, пташка. Я отношу себя к хорошим, а она приносит меня обратно. Не бывает комиссаров, которые не убивали. Ты кто угодно, но не жаба.
Нэл с облегчением выдохнула, но тут Смит добавил:
– Но ты хитрее, чем думает салага. Пусть не комиссарша, но ложь в тебе есть, – прошептал он, оборачиваясь к напарнику, – чертовски смертельный секрет. Внутри тебя, пташка, дьявольское пламя. Не обожгись сама, и его не обожги.
Смит оглянулся, давая понять Кайлу, что дальше он сам.
– Иди, Смит.
– Черная ирония… – произнесла Нэл, – последнее и единственное прикосновение до смерти – Единичка. Которую мы так боимся получить, а получив, так сакрально бережем.
Следующий час они шли молча. Кайл думал про Смита и его последнее прикосновение. Что-то в голове старого вояки сдвинулось. Кто из них вообще может быть нормальным, живя с бесконечным страхом прикосновения?
Раньше Нэл часто представляла себе Штаб. Ей грезилось что-то монументальное. Грандиозное. Сверхтехнологичное. В ее фантазиях Штаб