Россия, как разворошенный улей, успокаивалась, каждый находил своё место. Но к 1935 году снова что-то произошло. На страну накатилась вторая волна репрессий. Режим колонии ужесточили. Указ ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 года давал крайние полномочия. По этому указу расстрель-ная статья применялась к преступникам уже с двенадцати летнего возраста.
Теперь на стенах их лагеря, бывшего монастыря, появились «попки» – охрана ГПУ с боевыми винтовками. Изменилось и название: колония для несовершеннолетних, строгого режима. Вместо убывших, которых Андрей знал, помятых да оправившихся, прибывали новенькие. Был среди них и такой, за которым числилось два убийства, но под расстрельный указ он не попал.
Теперь в этих условиях вся власть передавалась администрации колонии. Советы отрядов оставались лишь формальным приложением. Но тайная фактическая власть уходила в низы, к подонкам. Власть захватывали те, на счету которых самые изуверские грехи. Всё как во «взросляке», где власть принадлежала маститым ворам.
Андрей учился в школе, овладел профессией механика, сам проводил занятия. Он по-прежнему был председателем Совета отрядов. Теперь Его звали не по кличке – Студент, а по имени – Андрей. Вся колония была как семья. Вокруг него кучковались малолетки, находя защиту. Обычно на их большом «семейном» собрании решались все конфликты. Да и теперь формально ничего не изменилось.
Но что-то надломилось, Андрей это почувствовал, проходя по мастерским. Исчез весёлый шум, угланы глядели глазами побитых собак. Но среди них появились дерзкие – глядели зло, в упор. Это нарастали бугры, бугорки, паханы. И он, Андрей, им мешал. Но его терпели, ему немного осталось – он доматывал свой срок.
Сегодня они обходили колонию с Тихомиром Митрофа-новичем, как члены комиссии по подведению итогов соцсоревнования. Особенный был этот человек. Лицо святого, он беззащитен, а глаза знали истину. Быть бы ему священником. Впрочем, фактически он им и был. И колония находилась в монастыре. Никто не мог сказать о нём едко. Ему, как на исповеди, выкладывали обиды, а он всем находил утешение. Сейчас и он шёл растерянный. Ещё недавно он обещал: «Мы станем первой ячейкой коммунистического труда, а колонисты – братьями. Тюрьмы для малолетних уйдут в прошлое, это отрыжка капитализма». Его любимая фраза «Теперь у нас в Стране Советов нет социальной основы для преступлений» – не подтверждалась. Малолетние преступники, беспризорники, отцы которых попали под каток репрессий, вновь пополняли колонию. Но малолетки с «тяжелыми» статьями, как правило, были выходцы из благополучных семей.
В уголовный мир влекло их врождённое зло. Они опускались на дно по желанию, то была их суть, душевное уродство. Такие и захватывали власть в колониях.
В большом производственном помещёнии необычная тишина, привычного шума металла не слышно.