Бабка ни о чём не расспрашивала ребят: «Айдате вон туды в хоромы, ночуйте». Она показала на дом, что напротив Кара-камня.
Здесь всё было огромно, будто жили тут великаны. Печь стояла посередь избы на крепком из брёвен полу. Во второй комнате – своя печь, поменьше. Лавки, стол, полати – всё из брёвен вытесано. Но в доброй избе всё вверх дном перевёрнуто, будто Мамай воевал. Добра там уж не было, а дерюжка, чтоб выспаться, с избытком каждому нашлась. Прямо за окном бурлила река, налетая на Кара-камень. А он и не глядел себе под ноги, гордо стоял, выпятив грудь, сдвинув набекрень зелёную шапку. Необычная красота удивляла.
Зло отпустило ребят, осталось там, за рекой. Андрюша лежал под дерюгой, его то морозило, то бросало в жар. То ли в бреду, то ли наяву он видел Бледного. Тот являлся к нему и молчал. Но Онька знал, о чём спрашивал отважный пахан.
«Ты предал меня, ты не поверил мне – офицеру, дворянину».
«Но я спасал Сёмку. Ты сам учил: рисковать можно собой, но не другом», – отвечал ему мысленно Онька.
«Погляди, что с Братишками стало, я расстрелял их, как зло человечества».
«Но почему ты не сделал это раньше?»
«Вот в этом я виноват, не кори себя». Бледный приставил револьвер к виску и выстрелил. Андрюша, вскрикнув, вскочил. Но Николая Павловича Кравцова уже не было – он застрелился.
Сёмка, не понимая, что случилось, успокаивал, придерживал друга. А Андрюша то кричал, то по-детски плакал. И, наконец, тяжело дыша, обессилев, успокоился. Всю ночь Семён не отходил от него: то давал попить, то мочил его лоб, пытаясь остудить.
Едва рассвело, появилась на пороге бабка. В руках её была кринка, но не с молоком, а с отваром. «Пои его, как захочет», – сказала и пошла. На пороге, обернулась, перекрестила. «Через три дни поправится», – добрым голосом добавила она.
С каждым днём Андрюше становилось легче. Сёмка приходил от доброй бабки с полной кринкой молока. А через три дня Андрюша поднялся, как заново родился. С радостной вестью они оба и пришли к доброй бабушке. Чем её благодарить?
«А давай-ка, баушка, дров тебе наколем, на зиму запас будет», – догадался Сёмка.
«На зиму-то, поди, не надо, а на баньку порубите. Сами попарьтесь, и я обмоюсь перед смертью. Да и с Богом, ступайте отсель». Такими загадками говорила бабка. Всё здесь было не так. Тут леса-дерева не жалели, строили крепко да основательно. И шарниры дверей излажены из крепких корней. Видать, давно строилось это пристанище. А баня, печь-каменка уж сложена по-новому. Огневище обложено чугунными чушками. Откуда здесь литое железо, как попало сюда, в эту глушь? Всё после бабушка поведала. В паводок, когда вода уж у крылечка