Черт побери! Какой же он болван! Все испортил. Мысли Шейми спутались.
– Дженни, ты… Ты же не… – начал он.
– Девственница? – со смехом спросила она. – Уже нет.
Шейми захлестнуло волной раскаяния. Он столь сильно хотел Дженни, что даже не подумал, были ли у нее мужчины до него. Нельзя с ней так. Особенно с ней. Прежде он укладывал в постель только опытных женщин. Он мерзавец. Подлец. Хам. Она дочь священника. Честная, порядочная и все такое. Разумеется, она была девственницей. Как он мог оказаться таким безрассудным глупцом?
– Прости меня, Дженни. Я не знал. Иначе я бы этого не сделал. Честное слово, – бормотал он, ожидая слез и упреков.
Но Дженни удивила его, как тогда, в Холлоуэе.
– Простить? За что? Я на тебя совсем не сержусь, – со смехом ответила она. – Знай, Шеймус Финнеган, я хотела тебя с того самого дня, когда увидела впервые.
Она поцеловала Шейми и крепко прижалась к нему, отчего в нем снова вспыхнуло желание.
На этот раз он не торопился, сдерживаясь, пока не услышал ее участившееся дыхание и не почувствовал, как ее ноги обвились вокруг его ног. Его оргазм был стремительным и быстрым, с ее именем на устах. Шейми был заворожен ее красотой. Ее миловидным лицом. Ее телом – мягким, роскошным и невероятно красивым. Она напоминала шедевры старых мастеров. Безупречная Галатея, в которую вдохнули жизнь. Он наслаждался формой ее груди, такой приятно тяжелой в его ладони. Ее узкой талией. Щедрыми изгибами ляжек. Неизъяснимой мягкостью бедер и тем, что находилось между ними.
Уилла выглядела совсем не так. И вызывала совсем не такие ощущения. Мускулистая, тощая, ни намека на роскошное тело. У него с Уиллой не было близости, но они обнимались и целовались. Незадолго до проклятого спуска. Он помнил ее жесткие бедра, упиравшиеся в его. Помнил сильное, равномерное биение ее бесстрашного сердца. А после падения он, как мог, вправлял ее безнадежно сломанную ногу. Нес на себе, искалеченную, милю за милей. По африканским джунглям и вельду, чувствуя своей щекой ее воспаленную щеку. Он заставлял ее есть и пить. Удерживал, когда ее тошнило. Очищал ее раны от крови и гноя. Шейми хорошо знал тело Уиллы. Гораздо лучше, чем тело Дженни. Знал душу Уиллы, ее дух и сердце.
Снова Уилла, подумал Шейми и вдруг ощутил тяжесть на сердце. Уилла всегда присутствовала в его жизни. Даже сейчас, когда он, голый, лежал рядом с Дженни. Неужели он никогда не освободится от Уиллы? От воспоминаний? От мучений. Ну почему он не может выбросить ее из головы, вырвать из сердца?
Бог свидетель, он вырвет Уиллу из себя. Он сделает это. Избавит себя от нее. Разорвет ее чары. Прекратит мучения, ощущаемые всякий раз, когда думал о ней. Здесь и сейчас. Навсегда.
– Я люблю тебя, Дженни, – сказал он, приподнявшись на локте.
– Что? – приоткрыв глаза, переспросила задремавшая Дженни.
– Я люблю тебя, – повторил он, надеясь, что она не услышит