И я так испугалась, что захотела убежать от него. Я перед лицом этого ужаса отступила. Я побоялась, что не справлюсь. И тут же «проснулась» – но не в этой реальности, а как бы в промежуточной. Там я осознала, что все это был сон, и что я проснулась не до конца, и что важно решиться и «заснуть» опять в то страшное место. Хотя… был и выбор проснуться окончательно сюда. Выбор всегда есть, понимаете?
Он мрачно кивнул. Выбор всегда есть, ну-ну. Он сам так постоянно говорит пациентам. Чтобы мотивировать их к действию, к развитию. А вот какой выбор у ребенка, когда на его руках умершая мать и ничего невозможно изменить? Только годы спустя, на третьем курсе, он понял, что была врачебная ошибка и его мать могли бы спасти, если бы диагноз был поставлен верно и она попала бы в клинику. Но даже знание психиатрии не могло перебить укоренившееся с детства мучительное чувство вины и невыполненного долга.
Ему было странно, что снова так больно. Ведь казалось, что он все уже проработал, научно объяснил, протерапевтировал. А эта женщина как будто дотронулась пальцем до зияющей раны.
– В этом месте между мирами я оказалась в какой-то пещере. Что-то типа грота, – продолжала пациентка, и он заставил себя слушать. Или сделать вид, что слушает. Частью сознания он был погружен в свою боль. – А за пределами пещеры – грохот и жуткий стон. Как будто снаружи идет война, там много боли, оторванные конечности, люди истекают кровью. Это, наверное, самый понятный для человека образ – война. И нужно выйти в пространство войны не для того, чтобы бороться со злом или защищать себя, а чтобы отдать себя и тем самым изменить двойственность мышления.
Мы же привыкли все делить на черное – белое, плохое – хорошее, тот умный, а этот дурак. А вот не делить на добро и зло сложно. Победить, не борясь, это, знаете, требует глубокой веры. Если честно, то страшно. Очень. Понимаете? Это не просто страх погибнуть, а страх еще больше ухудшить состояние Земли. Это огромная ответственность.
При слове ответственность он вздрогнул, словно проснувшись.
– Если тьма меня поглотит, я подведу своих. Путь, который люди прошли до меня, сотрется. Люди забудут Озириса, Иисуса, Кришну. Их сердца закроются для любви на долгие времена. Понимаете?
Сергей Борисович незаметно вздохнул. Без Иисуса не обошлось, как обычно. Спаситель на спасителе. И почему же столько страдания в мире? Мягко кивнул: продолжайте, пожалуйста.
– Но все же я согласилась опять туда нырнуть. Я почувствовала, что сумею. Что надо попытаться. Что я должна вернуться и доделать свою работу. Что я не смогу по-другому. Жить не смогу, если не попытаюсь. Буду казнить себя. И я сжалась в комок и… и шагнула из «грота» к тому страшному. Нырнула в бездну. И вы знаете… Я попала совсем в другое место. Там было несколько человек, и кто-то мне говорит: «Хочешь посмотреть на тело Иисуса? Его только что сняли с креста».
Я глянула мельком, взгляд