Снова зарево. Рассвет или закат?
Объяснились бы… А рядом тебя нет.
В это время мы не встретимся никак,
мы встречаемся, когда повсюду свет.
Вновь стихов моих издерганная вязь,
и печали наших глаз сомкнулись вслеп.
Тут квартир чужих размазанная грязь —
снова вторглись мы в чужой семейный склеп.
Нам оставили диванчик и клозет.
Я как вор дневной – с отмычкой на любовь.
Ах, любимая моя, гражданка «Z»,
что я делаю с тобою и с собой!
Занавесить просишь («стыдно мне») окно…
И стремглав сорвавшись («Тороплюсь!»), уйдешь.
Удержать тебя? Да разве же дано,
если ложь вокруг и в нас сплошная ложь?
Сотни тысяч поцелуев я кладу,
где ступила ты, должна еще ступить.
Чистоту и грязь, и радость, и беду
мне, наверное, вовеки не испить.
Сколько сорной травы,
сколько зрелых плевел!
Хлеб любви моей горек,
но память пристрастна.
Как несносный раввин,
что в погром окривел,
взгляд пустой в небеса
устремляю напрасно.
Злое поле мое
я засею опять.
Но не будет дождя:
сухо все во Вселенной.
Глаз твоих окоем
облакам не объять
без смятенья души…
Но напрасны моленья.
Сразу тысячью жал
я посею раздор.
Я взлелею его
до невиданной распри.
Черен мой урожай —
черен твой приговор.
Ночь забвенья черна…
Но и это напрасно.
Мнил: тебя, как куклу вуду,
злой иглою разбужу;
сам, зажмурившись, забуду
жизни жесткую межу.
Жаждал паникой упиться,
с желчью замешать слезу…
Ты спросила: «Что за птица?»
Кто-то: «Да какой-то зуй…»
Так-то. В нашенском болоте
много всяческих зуев.
Часть – до крайности во плоти
бдят достоинство свое,
части стать пришлось добычей
для увесистых гадюк
(есть у них такой обычай:
пасть откроют – и каюк).
Я хвалил свое болото,
как положено зуям.
Клюнул – сразу понял, кто ты:
подколодная змея.
Я прощаюсь с тобой.
Мы созрели уже для разлуки.
Так же мог и другой
целовать твои плавные руки,
так же мог и другой
плыть за ставнями глаз твоих смеженных…
А была ли любовь?
Может… Как отражение нежности.
Я прощаюсь с тобой.
Ты стареешь, как солнышко за полдень.
Где-то будет отбой —
ищешь теплую горку на Западе.
Обретаешь покой —
чтоб размеренно все, по рассудку.
Я прощаюсь с тобой
месяца, и недели, и сутки.
Боль прощаний моих,
долготленье печального гнева.
Сто обид затаив,
я