Ни лютый враг, ни злобный дух
Не приведут его в испуг.
Он знает, что на склоне лет
Иную жизнь обретет[1].
Я возрадовался, хотя думаю, вострепетал бы, знай я, насколько пророческими были эти слова.
Я воспринял этот гимн как весьма высокую похвалу.
И с устремлением благим
Идет по жизни пилигрим…
Да, я решил, что теперь могу отринуть притворную канадскую скромность, которая часто опускается до фальшивой глуповатой простоты, и заявить: в этом гимне говорится о цели моей жизни – во всяком случае, той, какую я видел, когда мне удавалось собраться и обнаружить в своей жизни цель. Я хотел, чтобы признали мои заслуги, признали, что я упорно шел по пути к… но к чему? К чему именно я шел всю жизнь? Может быть, я узнаю это сейчас?
Гимн придал благородства всей погребальной службе. А фарсовую составляющую обеспечил издатель «Голоса», который говорил надгробную речь. Он меня не знал; вероятно, мы несколько раз пожимали друг другу руки на корпоративных сборищах. Но главный редактор и управляющий заверили его, что он обязан явиться на похороны и сделать сильное заявление от лица газеты: в последнее время случилось несколько подряд нападений на журналистов – им разбивали камеры, их толкали, в один чувствительный газетный нос ударили кулаком. А вот теперь – убийство. Почему-то среди журналистов считается, что с представителями прессы, так же как со священниками и с беременными женщинами, надо обращаться особо бережно, как бы они сами ни провоцировали насилие в свой адрес. А в высшем руководстве «Голоса» распространилось убеждение, что убийство как-то связано с моей профессией. Меня убил не какой-нибудь трусливый отморозок, скорее всего еще и наркоман; наверняка это был поэт или актер, отомстивший за слишком суровую рецензию в разделе «Культура» нашей газеты. Таким чудовищным преступлениям следовало положить конец, и именно издатель – как главная фигура в газетной иерархии, а также владелец капиталов – обязан был поднять голос в защиту людей нашей профессии.
Однако наш издатель определенно не оратор. Это маленький, лысый как коленка, непримечательный человечек; он редко светится на публике, хотя благодаря деньгам обладает огромной властью. Текст надгробной речи за него составил главный редактор, которому немного помог управляющий – в той части, где яростно осуждалось такое вопиюще безобразное поведение, как убийство журналистов. Конечно, это покушение на свободу слова, а также на свободу