– Всегдашняя война в Корту имеет отношение к нам?
– Может начать иметь, – сухо заметил Менгор. – У тебя есть какие-то более серьезные аргументы по поводу твоих, хм, измышлений?
– Я не могу объяснить, – очень тихо произнес я. – Я не знаю, что и как, но мне не по себе. Мен, скажи мне как друг, а не как командир – как думаешь, я похож на того, кто стал бы тревожить тебя попусту?
– Ты больше похож на того, кто стал бы разбираться, влипнув в какую-нибудь пакость, – отозвался Менгор. – Но я сам тебя прозвал Счастливчиком, знаешь ли. Почему ты так упорствуешь, Рудольф? Ты что-то знаешь?
– Не знаю. Чувствую. Нечто странное. Как если бы я был, ну например, сам охотничьей собакой, что ли!
– Соба-акой… – протянул странно как-то Менгор. Посмотрел на меня с подозрением, потом вдруг решил: – Ладно. Владельцы садов и правда уже закидали нас просьбами по уши – не так давно мальчишка-сборщик пропал. До сих пор не нашли. Я думаю, он просто сбежать мог, но… люди у нас из-за собак еще не пропадали. Смотри у меня, Руд, если скрываешь что-то… не прощу.
Менгор глядел на меня так, что у меня уши запылали. Взгляд этот больно колол, заставив зябко передернуть плечами.
Я вдруг с ужасающей ясностью понял, что он меня в чем-то подозревает. В чем-то весьма, весьма нехорошем. Огненная игла в затылке предательски исчезла, словно ее не было.
В чем?!? В чем он меня подозревает?
Туман. Снова предутренний туман, и хвала Айулан, не такой густой. Только под ногами вместо булыжной брусчатки улиц – трава, песок и узловатые корни. Стволы дальних деревьев маячат серыми размытыми силуэтами, ближние угольно-четки, точно нарисованы черным лаком на новой вазе светлой глины из тех, что искусно делают по всему Этену. Громады крон изредка шелестят и покачиваются точно сами по себе – нет, конечно, это явно возятся в ветвях ночные птицы, всего делов. Я про себя молю Эрроса о ветерке – разогнал бы туманную муть, дал спокойно пройти насквозь громаду сонного сада, а там и понять, не чудится ли мне опасность на ровном месте?
Я зря тосковал по своему беспокойству – оно было со мной, мутное и слабое, но было.
Мои товарищи таким же нечеткими тенями, как и я сам, скользят по тропам.
Дежурство подходит к концу, а мы наткнулись только на изгрызенный ствол одной из яблонь, порванную корзинку – не фруктовую, а такую, в которой носят хлеб и прочую снедь с собой на работу в саду здешние трудяги. Да изрытый склон – кротовую или мышиную норку разрывал зверь, что ли? Пока все это выглядело озадачивающе и несерьезно. Но ведь