– И в чем глубина подобного вывода? – спросил Саюшкин.
– Для меня она очевидна, – промолвил Евтеев. – Помимо всего прочего, и она… вас дочь упросила со мной пойти?
– Отношения у нас без сусальности, но в роковую минуту она может на меня положиться, – сказал Саюшкин.
– Я тронута, папа, – сказала Марина.
– Прими, как должное, – улыбнулся Саюшкин.
– Вы толкаете вашу дочь к извращенцам, – сказал Евтеев. – Если бы вы со мной не пошли, то и она бы не пошла – я позволил ей идти из-за вас, из-за вашего гипотетического содействия… вы ворчите, и ноги у вас уже сейчас ватные. Причина едва ли в усталости.
– Извращенцами меня не запугаешь, – заявил Саюшкин. – А о том, что, не пойди я, и она бы не пошла, я не подумал. Хмм… мне думается, она бы пошла.
– Естественно! – воскликнула Марина. – Я бы побежала! На вездеходе ты бы от меня уехал, но на своих двоих тебе от меня не оторваться. В юрту извращенцев ты зайдешь не один!
– С нами, – сказал Саюшкин.
– С крепко сжимаемым пистолетом, – процедил Евтеев. – Им его у меня не выбить…
СЖИРАЯ пылающим взором стоящую перед ним юрту, Александр Евтеев не видит того, с какой убийственной составляющей смотрит на него самого Алексей Кириллович Саюшкин.
От Марины сфокусированная в глазах отца и адресованная Евтееву смертоносность не укрылась.
Что подумать, Марина не знает.
Озабоченная девушка переводит взгляд на юрту.
– Они в юрте? – спросила Марина.
– За жертвами они далеко они не отходят, – ответил Саюшкин. – Народ их не трогает лишь потому, что они его не донимают – тех, кто шляется поблизости, ловят, но в дальние рейды не выходят. Если в юрте никого, мы, разумеется, не уйдем?
– Вы с дочерью можете уходить, – сказал Евтеев.
– Моя помощь вам уже без надобности? – осведомился Саюшкин.
– Когда я о ней заговаривал, меня расшатывала неуверенность, а сейчас я вижу эту юрту, и меня подгоняет злобный кураж. Гнилой шаткости во мне не осталось. Со все пребывающим настроем я охотно совершу тут противоправное действие. У вас чистые руки?
– Вы спрашиваете, была ли на них кровь? – переспросил Саюшкин.
– Кровь – не грязь, – пробормотал Евтеев. – О ней не скажешь: была, и я ее смыл – пролитая кровь на нас навсегда. Вы ее кому-нибудь пускали?
– Ни разу, – ответил Саюшкин.
– В юрте пустите. Чтобы я вас потом не застрелил, вам следует стать моим соучастником, который на меня не настучит. Вашу дочь пачкаться в крови я не заставлю. Тебе бы, детка, с нами не ходить. В лесу ты как, не отсидишься?
– Укройся, милая, в лесу, – сказал Саюшкин. – Не нужно бы тебе в юрту соваться.
– Паскудство вы мне предлагаете, – промолвила Марина. – Двое главных для мен�