Туманное море со снегом отступает, вместо него восстаёт свежеструганный тёс стен. Лодка Одина и Ингвара выгибается вширь и распадается на пиршественные столы, за которыми сидят люди. Люди во плоти, а не тающие воспоминания.
Торвальду согревает горло вино, славно льющееся ручьём в пересохший рот… В этот мир он по-настоящему вернётся, только утолив жажду. И пока он пьёт, ни с кем не хочет встречаться взглядом.
Служанки в тишине помешивают варево в огромном железном котле. Или переставляют на можжевеловые подставки горшки из очага. За очагом стоят открытые винные бочки, за ними рядочками уложены закрытые. Дальше только спальный угол хозяев в глубине дома.
Соседи Торвальда по столу забыли про выпивку и еду, стывшую на серебряных и деревянных тарелках.
Кто-то выглядывал из-за столба перед порогом, но Торвальду было не до переглядок в ответ. К тому же через дверь муравьями сновали слуги – наверное, кто-нибудь из них.
Харальд отхлебнул вина из своей золотой чаши и по праву хозяина сказал первым:
– Я слышал это. После его смерти болтали всякое, и думается мне, много врали. Ведь всегда врут про таких людей после их смерти?
– Врали много, – кивнул Торвальд. – Но я не единственный, кому Ингвар всё рассказал… Говорю на случай, если кто-то из вас услышит это снова, но не от меня. Знала жена – куда без неё? – и ещё двое-трое. Не один же я таскался с ним по местам, куда нас не приглашали, – И все, хорошо знавшие Ингвара, расхохотались.
Громче всех гудел Рагнар, поскольку сидел рядом с Торвальдом. Харальд тихо скалил зубы под рыжеватыми усами.
Ингвар звал исследовать белые пятна на картах всех-всех, даже самых случайных знакомых. И все с радостью шли в эти походы, ведь под началом такого конунга легко на следующий день очутиться в песне.
Торвальд хмыкнул. Забывшись, поднёс пальцы к шраму на глазу. Отдёрнул их и продолжил:
– Мне он рассказал, когда мы пересекали горные ледники Грёнланда. Вот я смотрю на очаг и вижу не вас, красавиц, – На это служанки всполошились, но громко засмеялись, – а наш костёр в одной из тамошних пещер. И худое лицо Ингвара над ним. Наверное, ему было трудно держать в себе пережитое.
– Да, – покивал Харальд. – А после следующего плавания Гудрун стала вдовой.
Все сегодняшние гости ходили в тот поход, все плыли на сером драккаре Ингвара, гребли там в двух сменах. Все они рубили снасти по Ингварову крику, сражались в разгоревшейся стычке. Всё к ним оттуда вернулось…
Опять на носу драккара стоит Ингвар. Он хмур – будто впереди не исхоженный путь в Альдейгью, а странная, неизвестная дорога. И поэтому Ингвар подумывает развернуть серый драккар обратно домой.
Из-за другого стола на Торвальда моргают бело-голубые, как пузыри, глаза Свейна.