Зрячий глаз Одина переливался игривой радугой, как драгоценный камень, и непрошенно лез в душу Ингвара… В Ингваровых руках, державших плащ старика, проснулась премерзкая боль, которая мигом разбежалась от локтей до лопаток.
«От меня не уйдёшь, – Ингвар со всех сторон слышал этот шелестящий шёпот. – Даже если прыгнешь в море. Ты утонешь и войдёшь в залу мёртвых, лишь невежливо припозднившись».
Ингвар разжал трясущиеся кулаки, и старик бесшумно опал на доску.
Вёсла хлопали по волнам, крутились во все стороны, и лодка неслась, качаясь, к острову… Ингвар решился.
Он наступил ногой на уключину и вытянул руки навстречу развёрстой, пенящейся пасти Брата-Смерти. Вода, словно губы, если у змей есть губы – х-хлюп! – сомкнулась за его пятками… Прыгните в море, когда идёт снег, и узнаете, каково бывает, если на вас обрушивается целый мир. Тело, которое перед этим едва-едва царапал ветер, тут же сдавливает жгучая вода, но её давление – сущий пустяк в сравнении с холодом, от которого одежда не спасает, а совсем наоборот; рубаха, штаны, и особенно сапоги превращаются в толстую изморозь и налипают второй кожей. В носоглотке, на языке появляется солёный налёт, кровь в теле тоже становится солонее и… И голова выныривает на поверхность. А бывает, что не выныривает – куда ты плывёшь, ко дну или вверх, иногда понимаешь слишком поздно.
Однако Ингвар умел плавать как никто в мире живых…
Вода с грохотом вытекала из ушей, а холод скапливался неравновесными гирями в сапогах. Сомкнув губы, облупившиеся лохмотьями, Ингвар расталкивал ногами воду и кидал руки вперёд. С лодки казалось, что к острову течение очень сильное, но на самом деле море стояло почти как опавшее тесто. Поэтому отплыл Ингвар далеко и от лодки, и от острова.
Он будто затылком видел – который колола шилом ноющая боль – как остров искрится невозможными цветами, и поверх него на полнеба, как корона из белого золота, светятся ветви. И скорбным колоколом повторяется имя этого древа – слово из праязыка, распадающееся на четыре слова из языка нынешнего:
«Листья-Золотые-Ягоды-Алые».
Имя волшебной рябины, у которой листья золотые, а ягоды всегда алые…
«Тебя ждёт счастье, – помолодевшим голосом старика пело дерево, – то, ради чего вы, смертные, живёте. Тебе больше ничего не надо искать».
Ингвар заговорил вслух, заглушая старика:
«Я честный воин, поэтому всё беру по праву силы. Захочу и сам поверну к острову. Но почему, почему я должен поворачивать?»
«Найди своё счастье, храбрый, что будет длиться вечность…»
«Боюсь? Боюсь, – признался себе Ингвар. – Почему мне страшно? Я трус? Это позор? Но я не хочу… У меня тысяча причин, чтобы жить, и это тысяча моих якорей. Есть те, кто меня ждёт».
Ему и вправду было страшно. Страх дикий, животный, как у целого стада овец, клокотал внутри вонючими пузырями, стекал по лицу с потом и смывался