Казаев. Всем доволен. Станцию метро «Китай-город» целыми днями вытаптывает. От одного выхода до другого впятером они по перрону перемещаются. Дружной пятеркой.
Марина. Впятером для безопасности? Чтобы не напали на них?
Казаев. Сказано – впятером, и они впятером. Я, Анна Даниловна, к Меликяну желаю вернуться. Может, случайно на улице вы столкнетесь? Не в его кабинете о чувствах же заговаривать. Сильных чувств к Ашоту Хореновичу Меликяну вам, Анна Даниловна, не избежать! Полюбите друг друга и от нас под наши поздравления съедете… любовь в общем глобальном поэтическом смысле в вас еще жива? Не в трупном состоянии?
Чобрина. Я внучку люблю.
Казаев. Любите внучку – и Меликяна полюбите.
Чобрина. Не думаю, что я его смогу…
Марина. А меня, мама, ты любишь? Женьку ты упомянула, а я, получается… в пролете касательно твоей любви?
Чобрина. Своих дочерей и наркоманки любят.
Казаев. Не показывают, но любовь в них, как влитая.
Чобрина. Она же материнская! В Иордании на пляж пойдем и на соседние лежаки завалимся. Позагораем, потреплемся… для Женьки детский гель от загара купить вы додумались?
Марина. Успеется.
Чобрина. А у бабушки уже есть! Мне-то сгореть какой вред, а она ребенок, у нее все только формируется. Другая бабушка отдельный номер себе бы потребовала, а я с Женькой жить согласилась. Ничуть себя не насилуя. Мне удовольствие с моей маленькой внучкой пожить.
Казаев. С большой, конечно, не то. Поддатой придет и во сне мужские имена выкрикивать будет. Или в подушку рыдать, если не заснет. Вы подойдете, чтобы ее успокоить, а она вас пошлет, вали, бабушка, скажет… о вашей любви к нашей Женечке мы через десять лет поговорим, когда ей шестнадцать стукнет и она насмерть переругается с родителями, а бабушку просто игнорировать станет. Сейчас вы частенько ей что-то советуете.
Чобрина. И она прислушивается.
Казаев. А в шестнадцать усмехнется, засунет в мини-юбку пачку сигарет и, покачивая бедрами, уйдет в ночь.
Марина. Ты чистую шлюху нарисовал.
Казаев. Не забывай, я с тобой, шестнадцатилетней, познакомился. И мини-юбка была, и сигарета в губах намалеванных. Вас, Анна Даниловна, я шестнадцатилетней не видел. Юбки, наверно, коротенькие носили.
Чобрина. Выше колен никогда.
Казаев. А с курением что?
Чобрина. За всю жизнь ни одной затяжки!
Казаев. И водку в подворотне, разумеется…
Чобрина. Водку я впервые на похоронах мужа попробовала. С невыносимой душевной тяжести из рюмки чуть-чуть отпила!
Марина. Вспоминать об отцовских поминках мне не хочется.
Чобрина. Величайшее горе душу нам разрывало!
Марина. И кто-то его залил.
Чобрина. Пьяных, увы, хватало.
Марина. Да какое у них горе, его лишь