А значит, все равны вокруг,
Знать, угнетать и нет приличья,
И преступленье – гнать в Ад мук.
К тому ж, есть срок долготерпенью,
К тому ж, копился силы пар,
Чтоб быть под Счастья дивной сенью,
Кулак к тому растил удар.
Сил равновесья уж ничтожно,
Любой подвох бы вызвал взрыв!
Гляделся он бы уж не ложно,
Стал б беспощаден и бурлив!
Уж Чёрных, Прочих – поселенья,
И за Районом уж Район…
Свои порядки там, правленье,
Своя охрана и закон.
Туда не суйся, гонор Белый!
Ты там никто и твой там крах,
Хотя и будешь нагло‐смелый,
Вон разнесут тебя во прах!
Их Муравейники – халупки,
Создать хоромы нет ввек средств,
Вот осыпаются и хрупки
Все с края пышнейших соседств
И в окруженье изваяний
Героев Белых и солдат
В чинах великих, высших званий,
Что принесли не Белым ад…
Детей пугали малых ими,
Чтоб обходили стороной,
Не почитали ввек святыми,
Ведь касты были те иной.
На них и пыжилась всех злоба,
И был в их сторону плевок,
У тех бездонная утроба:
– Не чти таких вовек, сынок.
И так в цветных всех поколеньях
Был ненавистный к Белым взгляд,
Хотя стояли на коленях
Пред ними. Душ то не парад.
Но сила духа всё же зрела,
А там, глядь, смелость родилась,
Отпор чтоб Белым дать умело,
С себя чтоб сбросить кличку «мразь».
В протестах были чудо‐дрожжи,
Глядишь, хоть мал, но в том успех.
И Белый, чуя силу, в дрожи,
Глядь, он ничтожен средь их всех.
А потому спешит к насильям,
Убийствам, ярый взвив террор
Со всем свирепейшим двужильем,
В разбой пускаясь и разор.
Но есть конец долготерпенью,
И исчезает напрочь страх,
И раболепье к униженью,
И тяга в равных быть правах.
И вырывается наружу
Вдруг возмущенья дикий пар!
Вдруг смелость, свойственная мужу,
Несёт врагу что свой удар!
Все взъерепенились стихийно,
Жилища Белых разрушать
Вон принялись все самостийно,
В себе борьбы почуяв рать!
Пошли свирепые погромы
И статуй Белых напрочь снос:
– Долой неравенства законы!
И задирали гордо нос!
То месть была за все страданья,
За рабство многие века,
Пустились души их в исканья
Уж жизни лучшей, велика
Была их в этом разом тяга,
Но где та жизнь? «Громи подряд!» —
На это лишь была отвага,
Безумный ненависти взгляд.
И Белых тут же принуждали
Встать на колени пред толпой,
Что