– У них был общий отец, верно?
Клингбайль покивал.
– А мать? Где ее мать?
– Шлюха шлюху родила, – скривился он. – Граф путешествовал с миссией от Светлейшего Государя к персидскому шаху. Год его не было, и привез младенца. Мать умерла во время родов.
– Персиянка?
– Дьявол ее знает! Может, и так, – добавил он, подумав. – Паулина была смуглой, черноволосой, с огромными темными глазами. Нравилась, потому что таких женщин у нас мало…
– Значит, думаете, Гриффо убил сестру из мести – за то, что изменяла ему с вашим сыном?
Он понуро кивнул.
– Нет, господин Клингбайль, – пришлось мне развеять его подозрения. – Фрагенштайн в тот день был на приеме, организованном купеческой гильдией из Миштадта. Есть несколько десятков свидетелей. А учитывая, что он держал там речь, трудно предположить, будто его просто плохо запомнили…
– Нанял убийцу.
– Поверяя кому-то тайну, поверяешь ему собственную жизнь, – ответил я пословицей. – Не думаю, чтобы он был настолько безрассуден.
– Ступайте уж, – раздраженный Клингбайль взмахнул рукой. – Я ошибался, когда полагал, что вы ведете дела честно.
– Следите, чтобы не сказать того, о чем после пожалеете. – Я поглядел на него – и он смешался.
– Простите, – вздохнул через минуту и подпер голову кулаками. – Сам не знаю, что делать.
– Так я вам расскажу. Поставьте при сыне доверенного человека. Пусть дежурит у его кровати день и ночь. И пусть это будет тот, кто не побоится применить оружие.
– Полагаете, что…
– Ничего не полагаю. Но знаю, что Бог помогает тем, кто в силах сам себе помочь.
Следующие три дня прошли в безделье. Я посещал Захарию, дабы следить за результатами лечения, и познакомился с медиком из Равенсбурга, худым быстрым стариком, который похвалил предложенный мною метод.
– Отшень корошо, отшень корошо, – похлопал меня по плечу. – Такой молотой, а в колофе уше кое-што есть.
Вообще-то я не люблю прикосновений чужих людей, но на этот раз лишь усмехнулся, поскольку в столь фамильярном жесте фамильярности-то на самом деле и не было – только признание старшего, более опытного человека, который увидел во мне не инквизитора, а едва ли не коллегу по ремеслу.
– Полагаете, выживет?
– А-а, это уше софсем трукое тело, – ответил, – поскольку, как коворит нам опыт, таше примененные фофремя просетуры не фсекта спасают пациента. А стесь все сашло слишком талеко…
Я взглянул, как толстые личинки копошатся в ране, и отвернулся.
– Красивым он уж точно больше никогда не будет.
– Мое сатание утершать в нем шиснь, а не тумать о его красоте, – махнул рукой старик. – Но што прафта – то прафта.
Также Захарию опекали – по очереди – двое людей Клингбайля (эти казались