Мне налили чай, предложили сладости, а мать Марфа жадно расспрашивала о сыне. Через некоторое время появилась келейница мать Магдалины Лена и сказала, что игуменья пригласит меня на разговор. Ждать пришлось долго.
Лена провела меня в корпус, где находились игуменские покои, посадила на скамеечку возле двери. На улице бушевали рождественские морозы. В помещении было так холодно, что мои ступни замёрзли от ледяного пола. В одних носках, без тапочек я переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. За дверью слышалось детское пение и поздравления на иностранном языке. Время уже приближалось к полуночи. Наконец, толпа детей и сестёр вышла, а через 10 минут пригласили меня.
В кабинете за большим столом в кожаном кресле сидела матушка и с улыбкой указала мне рукой присесть напротив неё. Она спросила меня, откуда я приехала, кто благословил меня в монастырь. Я ответила, откуда я и что в монастырь пришла сама, без благословения.
– А духовник у тебя есть?
– Нет, у меня никого нет. Но я в монастырь пришла навсегда, – сказала я уверенным голосом.
– Поживёшь – посмотрим, – она, подошла ко мне, я встала. Игуменья протянула мне руку, я взяла ладонь в свою ладонь, думая, что она желает со мной попрощаться за руку.
– Ты что, никогда благословения не брала? – удивилась она.
– Нет, – сказала я. Она повернула мои кисти ладонями кверху и положила одну ладонь на другую.
– Вот так просят благословение, а когда тебе кладут руку на ладони, то ты должна поцеловать её.
Я сделала всё, как мне сказала матушка.
Меня повели в рядом стоящий игуменский корпус. Я не понимала, почему он назывался игуменским, если матушка живёт в другом корпусе. Узнала я об этом позже: в этом корпусе жил в свои годы игуменства оптинский старец Антоний.
Меня завели в большую комнату, в которой находилось пять кроватей. Мне предложили выбрать на свой вкус. Мне понравилась та, которая стояла в укромном месте, в нише. В помещении было довольно чисто, но жутко холодно. Пока на мне была одежда, я этого не замечала.
Ночью моё тело дрожало. Поочерёдно с каждой кровати мне пришлось снимать одеяла и укутывать себя. В моей голове суматошно пробегали мысли: «Неужели так будет всю жизнь?». Не знаю, удалось мне поспать или нет, но утром я узнала, что сестра, которая меня привела в эту комнату, забыла включить электрическую батарею. В монастыре включали отопление только за 2 часа до сна, чтобы нагреть помещение.
Утром я решила сдать шоколадку и печенье, которые остались после дороги. Я узнала от матери Магдалины, что держать у себя еду считалось грехом в монастыре. Я спросила первую попавшуюся сестру, которая проходила мимо меня, куда отнести сладости,