Грамматические аномалии в современной поэзии затрагивают всю парадигму существительных и часто обнаруживают не только разнообразную стилистическую маркированность, но и специфическую контекстуальную семантику.
В стихи включаются системные варианты падежных форм, представленные в диалектах и просторечии.
Следующая группа примеров иллюстрирует продуктивность флексии -у в формах предложного падежа единственного числа существительных мужского рода – за пределами той лексической ограниченности (в … году, в … часу, в саду, на берегу, на ветру), которая свойственна кодифицированному литературному языку.
Стилистически эти формы маркированы как элементы социального просторечия:
Птички поют языком в мартý
детским, звенящим, ласковым —
старые песни (те, что коту
пелось налево сказками).
Говорят, кто родился в маю,
Как ни прячься за тюлевой шторой,
Всё тоска догрызется, который,
Похватает игрушку свою
И качает на самом краю.
Не кляни, навь-судьба, клятием кукушечку,
Не клинь впереклин кликушечку горькую,
На калиновом кусту не калечь кукушаточек.
Полетит она слеподырая за коломенскую версту,
Найдёт криком-крикмя Христа на кресту,
Залетит ко Христу в смерть-пазуху.
Вот уже бересту
скручивало пламя.
На жестяном листу
блины выпекались сами.
И мне глаза тот дым, я помню, ел.
В то лето Белый конь в сердца смотрел.
Что видел он? – Звериную тоску,
Да седину у многих на виску.
На усу моем хвоста
Чистой речи белый мед
В соловьиных языках
И под выпивку сойдет
А наутро – глянешь в запад
На обиженных полях
Там железный ходит лапоть
В ячменю и в журавлях.
Коль рыло спит на самом алтарю,
Так дух уже взыскует чифирю.
Иль грезит о другом каком безвредном пьянстве.
Так – на Руси, иначе – в мусульманстве.
Ненормативная флексия -у может быть спровоцирована нормативной в однокоренных словах, например, в саду → в зоосаду:
Все забудешь: имя и беду,
Поезд жизни, лязгнувший