Да в жилах кровь, как мыльный конь, к пункту Б бежала.
Вот Гнильпросветуголок
кладбища новосельного,
гниль-огонек. Вечерами
Здесь собираются жмурики —
смертожители местных могил
Посмотреть в телевизоре
розыгрыш черепа… матч
Вспомнить попойки гнилушные,
бормотушно-багровые ночки,
Вспомнить, вздохнуть и вернуться
В Червогриб многоместный,
растущий сквозь недра земли.
Я обернусь – при синь-луне
Моя сестра плывёт в челне.
Иное на её лице.
Что, госпожа, в твоём ларце?
Святынька? Баночка румян?
…На поле – войско басурман.
Лавина холода
спрессована в гармошку.
Сыграй мне, лёд,
свой шлягер на дорожку,
вруби мой след
в каток мороз-пути
И отпусти
дышать морозным бунтом.
Я, превратившись в слух и в голос,
в минус, подобный лишь лосю, чьи
лоб-лабиринты суть та же голость
сучьев, умноженных на в ночи
скрипы их… ибо способен минус
и к умножению. Разве та
Крит-пустота, что застроил Минос,
не многократная пустота?
В «Обувь»-магазине русалка
Кислую состроила мину.
Кладбище. Мягкая посадка.
Первое время. Тихо-мирно.
Плыли бы Летою желанной,
Только засыпаны истоки.
Здравствуй, солдатик оловянный,
Бывший стеклянный, жаростойкий.
Синкретическое существительное-прилагательное типично для языка фольклора, и эта модель воспроизводится в соответствующей стилизации:
А Господь по берегу похаживает,
На омут-стынь будто и не посматривает,
Соболиные брови все похмуривает,
Томит душеньку-слизь, испытывает.
А и Сам-то плетет сети шелковые,
Уду ладит снастную, крюкастую,
Уду ладит, ворчит-приговаривает:
«Вот уж как еще раз Меня да не послушаешь,
Как пойдешь без ума смеяся, купатися —
Вот годи! Тогда не пощажу,
Судом праведным тебя засужу,
Отдам тебя ужам – спекулаторам-сторожам,
Пустят тя по кругу, стерлядью дочь,
Разнесут костоньки на четыре волны!
Ну, давай, подплывай, хайло разевай,
Хайло пузырявое, гнилой роток
Лови в роток сталь-востёр