Стоит дернуться, как сталь тут же пропорет ей шею. Если бы они бежали быстрее! Чуть быстрее… Минута или две, и они бы успели… Вот сейчас она отрубит ей голову. Как это будет? Больно? Сперва обязательно больно, а что будет потом? Небытие? Какое оно? Похоже ли на ее счастливый сон? А может, впереди ждет лишь холод и тьма?
– Или, – Ворона чуть ослабила хватку смертоносных ножниц, – быть может, ты готова принести пользу Неферу? А? Ну что ты рыдаешь?
Эйлит собрала все свое мужество, всю злость и ярость, чтобы процедить:
– Не трогайте Эйдин…
– Прости? – удивилась Ворона. – Что ты сказала?
– Не трогайте сестру… – просипела Эйлит и заглянула в блестящие, как черное зеркало, глаза капрала. – Со мной что хотите делайте, но не трогайте ее.
Ворона смотрела на Эйлит, широко раскрыв глаза. В них Эйлит видела отблески мечей, сияющее за спиной солнце и даже себя.
– Из тебя выйдет хороший камушек, – чужим голосом произнесла она. – Яркий. Как твое имя?
– Эйлит… – Какой камушек?.. О чем она?..
– Эйлит, Эйлит, Эйлит, – повторила капрал, словно пробуя на вкус. – Я запомню. Обещаю, после смерти вы будете вместе. Кончай с ней, Шакал.
Клинки исчезли. В то же мгновение лапа схватила ее за челюсть и оттянула вниз. Что-то обожгло глотку, пищевод, желудок, Эйлит отказывалась глотать, плевалась, рвалась вперед, лишь бы этот кошмар прекратился, лишь бы…
Глава 3. Атис
Чтение утренней почты стояло первым в его распорядке дня: некоторые из писем не могли обождать. Иногда за ночь на столе его приказчика вырастала целая гора, если в этот день Атис не ночевал в кабинете и все же посещал свою келью.
Для писем у наместника было три стопки: «очень важно», «важно» и «неважно». Разобравшись с первой, он приступил ко второй «важно», которая была объемней раза в три. Закончив с ней, решил сделать заслуженный перерыв. Поставил песочные часы и помедитировал ровно пять минут, пока сыпалась черная взвесь.
Солнце стояло высоко над Хоррой, через закрытую дверь кабинета доносились шумные разговоры и клекот – день близился к обеду, самый разгар работы. Атис выглянул в окно, где во дворе роились приказчики – наместничьи и Милорда, – и вернулся к третьей стопке. Одно письмо лежало в ней уже дней шесть, и Атис заметил его лишь потому, что там было написано «Наместнику Его Превосходительства Варану, лично». Его взгляд сейчас зацепился за знакомую черточку над «а». Такие по привычке ставил его отец, путая куфийскую «аль», означающую «бог», и неферский «аум», звук силы. Значит ли это, что отправитель бы куфийцем, как и сам Атис?
Он повертел письмо в руке. Желтоватая бумага не самого лучшего качества, если приглядеться, можно рассмотреть неровные волокна – такая изготавливалась из старых гнезд куфийского тростникового жука. В бумаге Атис знал толк, он изучил все ее сорта, цвета и запахи, даже вкус. Этот сорт был сладковатым из-за тростниковых стеблей, которые жуки перерабатывали в клейкий материал для своих