– Алиенора, – нахмурился Людовик, – ты не забыла, что Мария и Алиса – французские принцессы? Их место здесь, во Франции, рядом со мной, их отцом и королем. Мои бароны никогда не согласятся на то, чтобы я отпустил девочек с тобой.
Алиенора побледнела:
– Людовик, ведь Алисе всего год, а Марии – шесть лет. Я их мать.
– Ты должна была подумать об этом, когда настаивала на расторжении нашего брака, – с укоризной ответил Людовик.
– Я думала об этом. Думала постоянно! Разве я виновата в том, что мы с тобой слишком близкая родня? Людовик, умоляю тебя…
– Разве мало того, что я лишаюсь любимой жены? Ты хочешь еще лишить меня и моих детей. Я говорю тебе, Алиенора, ни один двор христианского мира не позволил бы тебе стать их опекуном. И к тому же расставание с ними убьет меня. – В глазах Людовика появились слезы, но не только мысль о дочерях была тому виною.
– Значит, ты хочешь лишить их матери? – не уступала Алиенора.
– У них вскоре появится мачеха. Ты ведь сама сказала, что я должен жениться. И все будут ждать от меня именно этого. Франции нужен наследник.
– Я понимаю это, но они ведь и мои дети! – воскликнула Алиенора. – Не лишай их матери, умоляю тебя!
– Алиенора, дело тут вовсе не в близком кровном родстве, – печально ответил Людовик. – Ты хочешь получить свободу. Я давно знаю это. Так кто здесь лишает дочерей матери?
– Господь свидетель, я не хотела этого! – зарыдала она, упав на колени. – Конечно, ты любишь наших девочек.
Теперь рыдали уже оба.
– Алиенора, ты, как всегда, не подумала о последствиях, – сказал Людовик, противясь желанию опуститься на колени и утешить ее. – Ты действуешь импульсивно, причиняя людям немало горя. Я любил тебя. Да простит меня Господь, я и сейчас люблю тебя. Но в этом деле не уступлю… Нет, не так. Не могу уступить. Французские принцессы должны воспитываться во Франции. Этого ждет народ. К тому же, отправившись в Крестовый поход, ты почти на два года оставила Марию. Насколько я помню, ты сама тогда упросила меня взять тебя с собой.
– Я тосковала без нее, ты должен мне верить. Но я не могла оставить тебя, Людовик. Мои вассалы не стали бы подчиняться тебе. И потом, я все равно редко видела Марию. Я была не нужна ей. И второй дочери я не нужна. Это мне требуется время, чтобы привыкнуть к ним, стать для них настоящей матерью.
– Увы, я не могу пойти на это, – покачал головой Людовик. – Вернись с небес на землю и постарайся понять меня. – Последовала короткая пауза. – Но… ты всегда можешь передумать.
– Ты знаешь, что не могу, – ответила Алиенора. Ее трясло.
Перспективы свободы, возвращения в Аквитанию и жизни с Генрихом Анжуйским, не говоря уже о прочих преимуществах брака с ним, были слишком дороги для Алиеноры – отказаться от них она не могла, но теперь к ней пришло сокрушительное понимание того, какую высокую цену придется заплатить за все это. В отчаянии