Глава 4. Вопрос
ЛОМБАРДЕЦ ПОМОГ ДОКТОРУ Деннисонау найти кабинет Иль Веккьо. Со своей обычной армейской почтительностью он указал путь по каменным ступеням вниз до прихожей. Кабинет находился в подвале, и с трех сторон в нем отсутствовали окна, а с четвертой, выходившей на заросли олив, свободно проникали свет и воздух. Ибо не только все четыре тамошних окна стояли настежь, но и большая застекленная дверь, и свежий, благоухающий тимьяном ветерок Французской Ривьеры, пройдя через цветник, изобилующий розами и глициниями, вплывал сюда, свежий и чистый.
Ученый поднялся навстречу посетителю, который заметил, что теперь блуза и сабо сняты, и на Иль Веккьо старомодного покроя просторная и удобная бархатная куртка и поношенные марокканские шлепанцы. А белый берет он сменил на круглую ермолку, только-только прикрывающую лысину. Деннисон сразу приметил полувыкуренную сигару, та лежала на медном подносе, и над ней вился ароматный синий дымок. Гость оценил нехитрый уют этого помещения с мощеным плитками полом, покрытым ковриками, крепкой и удобной мебелью, свидетельствовавшей о хорошем вкусе хозяина. Широкий кожаный диван, беспорядочно установленные книжные полки, а в одном углу отнюдь не запущенный винный погребок объявлял, что Иль Веккьо, невзирая на всю свою эрудицию, знает и ценит блага жизни. «Это хорошо, – думал американец, пока хозяин обменивался с ним рукопожатием. – Он не жалкий ограниченный мизантроп, это яснее ясного. Человек как человек. Простой и добрый старик. Что может быть лучше?» Так проанализировал он сущность ученого, и глаза его за стеклами очков стали суровыми, холодными и бесстрастными. Но Иль Веккьо оставил ему мало времени для размышлений.
– Не хотите закурить, мой друг? – спросил он, гостеприимно протягивая сигарный ящик. – У меня есть такая дурная привычка, одна из многих. Без наших людских слабостей, наших недостатков и наших привычек, чего бы стоила жизнь? – И он улыбнулся, как если бы понимал все на свете и был терпим ко всему. Деннисон, покачав головой, отказался. Сигары были в его списке запрещенного.
– Нет, – ответил он. – Простите, но мне нельзя. Избегаю табака вот уже два года. А от вина воздерживаюсь вот уже пять лет. Мало-помалу я лишаюсь всех удовольствий жизни. Одно за другим мои чувства предают меня. – В его голосе зазвучала горечь. – Сперва начало ухудшаться зрение, примерно лет десять назад. Глаза постепенно слабеют, сами знаете. Затем слух стал сдавать. А я ведь тоже врач. Затем…
Иль Веккьо прервал его, воздев руку.
– Ну, ну, друг мой! – воскликнул он. – Что за слова? Вы и теперь переутомлены. Нервы сдали, возможно, от долгого пути и жары и ото всех этих непривычных для вас условий жизни здесь на юге. В сторону подобные мысли. Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Если вы прибыли, чтобы со мной посоветоваться, как я предполагаю на основании вашей телеграммы, для этого будет достаточно времени через день или два, когда вы отдохнете