Медоед сносит прикладом разбойника пред собой и палит во все стороны, где есть неприятели, выпуская весь магазин. Те ведут ответный огонь по затаившемуся за дом Медоеду и спешно ищут себе укрытия, чтобы продолжить перестрелку из них. Медоед за ногу затаскивает бандита без сознания к себе, забирает все его боеприпасы, попутно стреляя из-за угла его пистолетом, чтобы противники не решились высунуться и окружить его. Далее он перезаряжает винтовку, пока обходит постройку с обратного направления, и после пробует атаковать головорезов с тыла.
Медоед подстреливает двух грабителей, двинувших к зданию, откуда он уже сбежал, но вся шайка засекает его, группируется и идёт на него единым фронтом. В ходе затяжной перестрелки Медоед получает несколько ранений, и в этот момент он осознаёт, что пули не наносят ему значимого вреда. Какие-то из них слабо отскакивают от его толстой шкуры, а какие-то поверхностно в ней застревают, но ни одна из них не может вызвать у Медоеда такие муки, которые сделали бы его небоеспособным. Так он приходит к выводу, что в этом новом слое кожи нет никаких нервных окончаний, и он ощутит боль только от такого удара, который возымеет свой отклик глубоко в его теле, там, где нервы уже есть.
– Ха, тут вам даже калибр 7,62 не поможет, – радуется про себя Медоед и предпринимает рискованный шаг, заряжая автомат, выскакивая из укрытия и стреляя по бандитам, мчась прямо на них. С целью снизить принимаемый на себя урон он выбирает себе одну определённую мишень, простреливает её, хватает и прикрывает себя этим разбойником, используя его как живой щит против остальных стрелков, и дальше угощает всех пулями. Оставшихся в строю пробирает страх с макушки до пят, когда они уясняют, что их огнестрел здесь бесполезен, но сдаваться они не намерены и решают испытать в деле холодное оружие, когда у всех, в том числе у Медоеда, подошли к концу патроны в магазинах.
Грабители берутся за ножи и отовсюду накидываются на Медоеда, чтобы заколоть. Вот на него следует первый замах, и Медоед резко приседает, уходя от атаки, а затем валит нападающего с ног своими когтями. Тут он обнаруживает, что держится на четырёх конечностях так же удобно и уверенно, как на двух. В это мгновение всё его мировосприятие переворачивается с ног на голову. Стоя на земной тверди в видоизменённой позиции, только что ставшей для него донельзя привычной и почему-то до жути знакомой, его накрывает мощный выброс дофамина в мозг. Тогда он с диким оскалом начинает лихо раздавать противникам подсечки когтями своих рук и ног, продолжая находиться в приседе и ловко передвигаясь на четвереньках. Его удары не отличаются особой скоростью или точностью, но они очень хлёсткие, и как будто говорят за себя: «Да мне всё равно, кто ты такой,