За разговором время незаметно подобралось к полуночи, и собеседники отправились спать.
Утром золотистая дорожка восходящего солнца серебрила уже не только море, но и подбиралась к суше. В рассветном зареве показались серебристые макушки минаретов. Справа в зелени померанцевых деревьев прятались добротные дома из белого камня. Судя по всему, это была деловая часть города. Слева виднелось село Казьян с кромками отлогого, будто откусанного берега. В Персии Ардашев бывал и ранее, но добирался он туда с юга, со стороны Персидского залива, а не через Каспий.
«Цесаревич» стал на рейд и дал три коротких гудка. А потом, словно поразмыслив немного, добавил еще один – длинный. И тут же откуда-то издалека послышался тонкий, будто паровозный, свист. Показался лоцманский катер. Развернувшись, он повел за собой пассажирское судно. С палубы были хорошо видны подводные мели. «Цесаревич» входил в порт медленно, не торопясь. Переваливаясь с боку на бок, точно старая утка, он пришвартовался и бросил якорь.
У пристани в грязной мутной воде плавали арбузные корки и сломанные деревянные ящики, кляксами чернели нефтяные пятна.
И вот уже брошены сходни, и заскрипела под подошвами древняя, выжженная солнцем земля, страна Заратустры и Ахуразмы.
Перед пассажирами маячила неприветливая пограничная стража: жандарм и два сарбаза[23] с английскими винтовками за спиной.
Когда формальности с документами были закончены, Ардашев вместе с подъесаулом вышли во двор. За ними семенил араб с двумя чемоданами. На площади гудела разномастная толпа: хамалы[24] с тачками предлагали помощь, местные сурчи (извозчики) во весь голос, точно чайки на берегу, кричали одно и то же слово: «Дрожке! дрожке! дрожке!» Тут же расхваливали товар аджиль-фуруши – продавцы аджиля[25]. Их табахи (подносы) были полны орехов, фисташек, сушенного эзгиля[26] и семечек. Отовсюду слышалось: «Хош гельди![27] Хош амедид![28] Москови![29] Салям!»[30]. Продавцы фруктов предлагали розовые персики, ароматные груши, инжир, яблоки и тяжелые кисти спелого табризи[31]. «Аб-хордам! Аб-хордам!»[32] – надрывался тощий, как саксаул, подросток.
В пыли в лохмотьях, скрестив ноги, сидели лути