Я и Арон, брат старший миня на год, поехали в Питер.
Семён сильно пил. Было чувство, шо со смертью жены он и сам умер. Просипаясь, он ехал на кладбище. Лежа на могиле Беллочки, пил с бутылки водку, обнимая землю, разговаривая с женой.
Я написал родителям длинное письмо, в котором подробно рассказал о том, шо твориться с Семеном. Его надо было спасать.
Наша мама плакала и днём, и ночью, думая о старшем сине и внуках.
В один из дней, когда все спали, они с отцом на кухне долго о чем-то говорили. Потом мама уехала. Но вернулась в Одессу не одна. С ней, из местечка Тульчина, Винницкой области, приехала мать покойной Беллочки, Софья Адамовна.
– Ми с вами, дорогая сватья, обязаны спасти семью вашей дочери и моего сина, – сказала, наливая душистый чай в чашку. – Семён пьет, не работает. Не слушает никого. Он обязан жить, воспитывать детей. Он нуждается в помощи.
Софья Адамовна горько рыдала.
– Я все понимаю, – произнесла сквозь слезы – Моя единственная дочь, моя Беллочка. Фейга дорогая, как жить мине без нее? Как жить детЯм без матери? Семёну без любимой жены? Не знаю. Кто бы мог подумать, шо она оставит нас так рано…
На столе перед ними стоял портрет улыбающейся Беллы.
– Доченька, – шептала Софья Адамовна, – прости, не уберегла тибя. Вместо счастья и радости …такое горе.
Она гладила портрет дрожащими пальцами, прижимая к груди.
– Я поеду в Ленинград, – неожиданно произнесла Софья Адамовна. – Так я решила. Внуки и Семен будут под моим присмотром. В конце концов, шо мине делать в Тульчино? Кто у меня остался на этом свете кроме них? – она подняла взгляд на притихшую Фейгу.
Глава 8
С приездом Софьи Адамовны в Питер, жизнь семьи старшего брата медленно налаживалась. Семён бросил пить, вернулся на работу. Постоянные гастроли, спэктакли, рэпетиции отвлекали от горя и боли, не дающих покоя душе и сэрдцу. Но рядом всегда била Софья Адамовна. Заботливая, любящая, так напоминающая ему его покойную Беллочку.
Как страшно хоронить близких людей! – произнёс Яков и надолго замолчал. – Хорошая у нас била семья, дружная, – старик грустно улыбнулся, всматриваясь в небесную синеву.
– Что было потом? – спросила уставшая немолодая женщина, баюкая на руках внука.
– А потом была война. Ужасная война изменившая наши жизни. Ой, вей, если бы не война, если бы не война…
Детей нам с Розой Б-г не дал, а я всю жизнь, как и наш отец, мечтал о синовьях и дочери. В сорок первом гОде нашему дорогому папе исполнилось семьдесят семь, а мамочке должно било исполниться семьдесят лет. Ми собирались праздновать её юбилей девятого августа, накрив стол в нашем старом двОре, позвав дорогих соседей,