Когда он, наконец, вышел из сковавшего его транса, то почувствовал смертельную усталость – эмоциональное потрясение, словно принёсший иссушающий зной пустыни самум, вытянуло из него все соки. Обессиленный и напуганный, Стэнли откинулся на кровать и закрыл глаза, но сон не шёл; мысли улетучились, и он лежал в пустоте, в которой остались только усталость, боль, страх и одиночество.
Постепенно они начали уступать место злости: на людей, способных растоптать чужую жизнь, как травинку, ради своих интересов; на силы, играющие им, как слепым котёнком, и устроившие из его жизни американские горки для своих непонятных целей; на свою неспособность противостоять всему этому.
Затем злость начала плавиться, терять конкретные очертания, стала отливаться в форму ослепительной безликой ярости против всего, что несёт зло, страдания и разрушения в этот мир. Словно очищающее пламя, ярость выжгла из его разума все сомнения, усталость и страх. Он почувствовал себя выгоревшим, опустевшим сосудом, в который хлынул поток энергии, наполняя его силой и жаждой возмездия.
Такие ощущения Стэнли ранее не были известны, и, пытаясь заново осознать себя в навсегда изменившемся мире, он будто бы отправился на захватывающее приключение в неизведанную вселенную. Когда он принял новых себя и окружающий мир, то глубоко вздохнул и, открыв глаза, увидел, что лежит на каменном, украшенном замысловатым орнаментом постаменте, стоящем в поле с неподвижной красной травой, освещённой лившимся, казалось, отовсюду серебристым, с красноватым переливающимся оттенком, светом.
Он посмотрел туда, где полагалось быть небу, но увидел лишь пустоту, в бесконечности которой, словно гигантские змеи, извивались постоянно меняющие форму белёсые, чёрные и золотистые полупрозрачные, казавшиеся живыми ленты. Искристые, подвижные, они свивались в клубки, складывались в немыслимые фигуры и колыхались, будто на сильном ветру.
Стэнли с удивлением понял, что не испугался увиденного и дух его нерушим, как титановый сплав: пылающий щит ярости давал надёжную защиту от неизведанного. Он сел на своём гранитном ложе и с любопытством огляделся. Насколько хватало глаз, вокруг простиралось застывшее поле той же красной травы, не виднелось ни деревьев, ни возвышенностей, но от места его появления в этом странном мире тянулась чётко видимая, прямая, как луч прожектора, тропинка. В указанном тропинкой направлении, за горизонтом, сиял ореол багрового зарева, и Стэнли решил не игнорировать столь явное приглашение.
Без колебаний спрыгнув на удивительно тёплую землю, он быстро зашагал по утрамбованному