Я ездила отдыхать за рубеж и каталась на безумно дорогом велосипеде. Со мной сидела настоящая гувернантка с блестящим французским, а училась я сначала в престижном лицее. Потом – в не менее престижном университете.
«Четверка» своих в беде не бросала.
Предмет моей любви заходил часто, и вид у него был как будто виноватый. Может, потому, что это он пригласил моего папу на работу, оказавшуюся смертельной.
В любви я ему не объяснялась. Представляла реакцию. Убил отца, совратил дочь. Но, когда обещанные пять лет прошли, а клятва сдержана не была, плакала как ребенок. Потому что только ребенок может верить подобным обещаниям. Даже поговорка подходящая есть: обещать – не значит жениться.
…Вот для этого и нужен дневник. Кому еще о таком расскажешь? Что любишь мужика, старше себя на два десятка лет. Любишь так, что жить без него не хочешь. Не то что общаться с нашими молокососами с факультета или качками с клубной дискотеки.
Может, я извращенка?
Последний удар мне нанесла его женитьба на Еве. Надо же, женился на Еве! Тоже мне, Адам с брюхом! Неужели он не видит, что она смотрит на него, как дикая собака динго на австралийского кролика?
Хотя это я уже от бабской злости. Ева красива, почти молода – ей не больше тридцати двух. И она – княжна. Настоящая! Это ж просто обалдеть. А я вот – Лесная Даша. Хорошо хоть не морская корова.
Прям стреляйся, и все тут. Но этого она не дождется. Это я буду ждать, пока она на чем-нибудь не проколется. Может, дать Кефиру денег, чтобы он ее прилюдно соблазнил? А может, она упадет за борт и ее сожрут акулы? Или загорит до сплошного обугливания на тропическом солнце?
Какая чушь! Тем более что мы не идем в тропики.
Ладно. Пусть живет. А я все равно буду ждать. Мне действительно не нужен никто другой. Просто с Ванечкой мне было бы легче.
А потому – кончаю писания и иду смотреть, как там поживает наш подкисший Кефир…»
5. Третий день плавания теплохода «Океанская звезда»
Фиорды, восемь морских миль от Стокгольма Швеция
Утро
Ефим Береславский проснулся рано. Поворочался было, прилаживаясь снова нырнуть в объятия Морфея, но понял, что уже выспался. Кряхтя, встал с узкой каютной койки и прошел в крохотную душевую кабину, она же – умывальная комната.
Бритый и освежившийся, снова вышел в каюту и… ахнул: в круглом иллюминаторе, на расстоянии буквально вытянутой руки, мимо ошарашенного Береславского медленно проплывала росшая прямо из темно-серой скалы хилая, но с зелеными листочками березка. До нее можно было камнем добросить! Случись это вчера или позавчера вечером, все было бы понятным: меньше надо пить! Но сейчас-то Ефим был свеж как огурец!
Он рванул наверх и был вознагражден. Зрелище действительно оказалось не для слабонервных: лайнер вошел в фиорды. И теперь четырехэтажная (это только то, что над водой)