Прежде чем взять свой леденец, Эллен поудобнее перехватила мою одежду. Ей нет и семи, а она вечно угрюма, как дама из общества трезвости в канун Рождества.
– Тебе нужно написать детскую книжку, – сказала она, когда я стащила с себя перчатки. – Твои истории для детей всегда покупают.
– Я пытаюсь расправить крылья. Что сказать о птицах, которые так и не расправили свои крылья?
Леденец во рту Винни загремел об оставшиеся зубы, когда она загнала его за щеку и сказала:
– Они никогда не научатся летать.
– Тебе не надо уметь летать, мама, – сказала Эллен, – тебе надо зарабатывать деньги.
Откуда она знает такие вещи? Я в ее возрасте наряжала бумажных куколок. Будь ты проклят, Сэмюэл Осгуд, за ее тревоги и поруганное детство. Я могу на все лады расписывать дочерям, как ты заботишься о нас, но она видит тебя насквозь, невзирая на мои сказочки.
– Сейчас мне нужно помочь миссис Бартлетт, – бодро сказала я. – Винни, как твое ухо?
Она с опаской коснулась уха, из которого торчали клочки ваты:
– Болит.
Тут с лестницы раздался топот. Маленький мальчик в помятой блузе спускался вниз следом за простоватой, но добродушной с виду дамой примерно одного со мной возраста, которая, в свою очередь, шла за миловидной краснощекой ирландской служанкой с только-только научившимся ходить малышом на руках.
– Фанни! – воскликнула Элиза. – Хвала небесам, ты вернулась. У меня есть новости!
Хоть я и жила с Элизой Бартлетт и ее семьей уже несколько месяцев, мое сердце до сих пор трепетало от благодарности, стоило мне завидеть подругу. Они с мужем взяли нас к себе после того, как нам пришлось выехать из «Астор-хауза». Перед тем как удрать в поисках более тучных пастбищ, Сэмюэл не удосужился оплатить счета за предыдущие три месяца. Когда я появилась у ее дверей с этой позорной историей, она не произнесла ни слова осуждения, а лишь сказала: «Вы останетесь у нас». Потом она отмалчивалась, когда друзья спрашивали о Сэмюэле, просто сидела с безучастным видом и слушала, как я лгу о скором возвращении мужа. Тем самым она спасла меня от жалости, которую люди нашего круга непременно принялись бы изливать на меня, узнав, что я – покинутая жена никчемного человека. Заручившись их сочувствием, я потеряла бы, однако, и самоуважение, и свое место в обществе.
Элиза взяла у прислуги маленького Джонни.
– Мэри, пожалуйста, отнесите вещи миссис Осгуд просушить и возьмите с собой Генри. Генри, ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. – Обращаясь ко мне, она воскликнула: – Боже, ты выглядишь совсем замерзшей. Почему ты не взяла извозчика?
– Что у тебя за новости?
Она вытащила ручку маленького Джонни у себя из-под блузки.
– Приезжает мистер По!
– Сюда?
Она засмеялась.
– Нет. Не сюда, если, конечно, ему не захочется менять подгузники. Он должен объявиться