– Смелков, иди на Пункт, тебя Ермачев зовет.
Когда, где Бугров успел попасться на глаза Ермачеву, я выяснять не стал. Повеление Ермачева водила «бээмпэшки» мне передал таким недовольным тоном, будто я в чем-то провинился перед ним. Быть может, рассчитывал, что сегодня я, как выпускник мехфака, стану вместо него в моторе копаться? А меня – на Пункт.
– Хорошо, – пожал плечами и отправился, куда велено. Ермачев сидел один.
– Разрешите, товарищ сержант? – спросил, войдя в «радиорубку». Что-то было такое в этом маленьком сержанте, что панибратствовать с ним не хотелось.
– Заходи. Ты не в учебке, Смелков. Здесь все проще, – сказал мне. Однако – таким тоном, что я должен был уяснить, вероятно, он будет справедлив, но строг. Надо помнить, что есть такое понятие, как срок службы. По нему и место, которое ты занимаешь в обществе.
Лишний раз подумал, что сержант с кукольным лицом – паренек с характером. Он усадил меня к приемнику, дождался радиограммы в нужный час, записывал сам и мне тоже поручил принимать. Морзянка шла быстро, надо отметить, но я успевал.
– Ну, слава богу! – оценил Ермачев мой текст. – Будешь нести дежурство теперь. А то мне надоело тут торчать. Пацаны в казарме без меня заскучали.
Будто в доказательство сказанных им слов на Пункт пожаловал Ермачевский кореш – юноша с румянцем на щеках, при этом по шее видно – жилистый. Чувствовалось, усиленно готовится к дембелю и имеет завышенную самооценку собственных физических данных.
На меня вновь пришедший поначалу не обратил внимания, будто нет меня вовсе, даже не поздоровался. Стал о чем-то шушукаться с Ермачевым. Повернувшись ко мне спиной, достал что-то из кармана, чтобы показать Ермачеву. В руке у него звякнуло. Однако с конспирацией товарищи «старослужащие» лоханулись. Я увидел отражение в перегородке из оргстекла, отделяющей закуток с радиоприемником: парень держал на ладони какие-то монеты. Причем, явно не наши, не советские. Меньше рубля размером. Пожалуй, с полтинник, но медные или бронзовые. Старинные, похоже.
– Что, в натуре? Там нашли? – удивился Ермачев. – Архивариус знает?
Кореш Ермачева что-то горячо проговорил в ответ, но слов я не разобрал. А Ермачев сказал:
– Не знаю, как вы теперь встретитесь. Длинный-то – того! Кирдык вашему штабу.
Кореш снова что-то говорил-говорил, затем внезапно замолчал, и они с Ермачевым оба обернулись ко мне. Почуяли, что я их спалил, что ли?
– Слышишь, военный, ходи сюда! – сказал Ермачевский дружбан, очевидно, без тени сомнения, что имеет право командовать мной. И дело не в сержантских погонах, которые он тоже имел. Все в том же сроке службы. – Дело есть. Скоро стрельбы на полигоне. Тебе Шмоляр сегодня-завтра, сто пудов, карту принесет подписывать, врубаешься? Надо карту эту переснять. Знаешь, где фотограф живет?
– Откуда ему знать? – ответил за меня Ермачев. – Второй день в части.
– Значит, узнаешь, – безапелляционно