Взглянем пристально в глаза, точнее в глазницы сеньора Кортеса, великого конкистадора, от «сомнительных» подвигов которого не осталось практически ничего, только манящие золотом берега.
2
Маленький Эрнан любил море, повзрослев, он полюбил золото. Солнечные блики на воде, отражавшиеся в глазах будущего завоевателя, навсегда остались в них, но, претерпев со временем известную метаморфозу, обернулись блеском желтого металла. Этот блеск манил Кортеса-мореплавателя за океан к неведомым землям, полным чудес и богатств. Этот блеск жег глаза Кортеса-завоевателя, вступившего на долгожданный берег с пиротехническими средствами принуждения к знакомству, этот блеск ослепил Кортеса-Кетцалкоатля смертью Монтесумы, послужившей причиной гибели ацтеков, как цивилизации.
– Где пир надуман, там и мед не сладок, – скажет скептик, – быть может, парнишка так и вырос с морем в душе, и повел королевские галеоны к дальним берегам во имя славы Испании и короля.
Размышляя над этим, столь далеким во времени историческим персонажем, невольно ставишь себя, и скептик может присоединиться, на его место. Вы, в чинах и латах, под именем местного божества, заметьте, не присвоенного, но дарованного самими туземцами, сходите на берег с миссионерскими резонами. Стоя в шлюпке у штормтрапа, вы «придерживаете за руку Иисуса», которого привезли темным и неразумным аборигенам, и вот, благодарные туземцы несут к вашим ногам вожделенное золото, хотя вожделенное, пожалуй, надо убрать. Что скажешь, дорогой скептик?
– Посмотри лучше на себя, – достойный ответ скептика.
Что ж, смотрю. Берега Кортеса, это и мои берега. Они принадлежат людям, стремящимся к своей мечте под парусами сердечных порывов, когда морской простор сулит тайну, а встречный ураган недостаточно силен для воспламенённой души, стремящийся сквозь него к своей цели подобно метеору, пущенному неведомой рукой из глубин универсума к пристанищу на той тверди, что попадется случайно на пути, и, захватив его лассо своего поля, притянет к себе. Так юноша, воспылав первой любовный лихорадкой неудержим в поисках идеала своих грез. Слабой, не огрубевший еще трудом ратным или крестьянским, рукой, он хватается за веревочную лестницу и, рискуя каждым шагом сорваться в пропасть, поднимается на башню к возлюбленной. Но, потратив на столь обременительный для него экзерсис все силы, он подтягивается к окну и видит ее, желанную, небесную, в объятиях другого. Волна, согретая солнцем, и ободренная ветром, достигла берега и разбилась в пену.
– Ну и что же влюбленный, – скептик неутомим в своем скептицизме, – вонзает кинжал в спину соперника?
– Незадачливый Ромео, обильно смазывая слезами лестницу, скатывается по ней обратно на землю, едва не убившись насмерть в конце своего пути, и становится циником. Он ведь только что ступил на берега Кортеса. Сердце его перестает созвучать морю.
– Ты хочешь сказать мне, что берега Кортеса ломают? – скептик усерден в своем скептицизме.
– Берега Кортеса не ломают, они меняют. Не всех, но многих.
– Намекаете на искушение? – скептик всегда задает правильные вопросы.
– Да. Искушают тем, что превращают прибывшего на них в того, кем он не является на самом деле – в божество. Берега обряжают ступившего на них в одежды давно ожидаемого спасителя.
Мой оппонент озаряется блаженной улыбкой придворного интригана, дождавшегося нелепой осечки его противника.
– Но ведь это не самозванство. Обитатели берегов сами наделяют явившегося пред очи их, августейшими титулами.
– Ты прав, и в этом кроется тонкость искуса. Когда капкан лежит посреди дороги, ощетинившись стальными зубьями и пружинами, редкий глупец поставит ногу в него, не раздумывая. Хорошая ловушка прячется в тени, под листьями, а приманкой для незадачливого бедолаги будет приз, лежащий на видном месте, за ней. Тогда жертва охотней вручает свои стопы не сложному, но цепкому механизму. Искушение, спущенное с тонких планов – изысканно, незаметно и весьма эффективно. Таковы Берега Кортеса, они не просто завалены золотом, как завалены мебелью и посудой улицы итальянских городов в новогоднюю ночь, золото подносят гостю в качестве полагающегося ему по праву.
– Да что мы все об одном и том же, – скептик торопится закончить, ему не терпится. – Давай назовем это рубиконом взросления человеческой души и разойдемся.
– Рубикон переходишь ты, берега входят в тебя.
– Не понимаю, – скептик поднялся и махнул рукой, –