Банда Марва была не самой крутой, не самой изворотливой, не самой удачливой в округе – отнюдь, – однако какое-то время они держались на плаву. Другие банды, правда, дышали им в затылок, но, за исключением одного вопиющего случая, сами они старались не прибегать к насилию. Довольно скоро пришлось принимать решение: либо прогнуться под тех, кто куда менее разборчив в средствах, либо драться. Они выбрали первый вариант.
Марв стал скупщиком краденого, барыгой, одним из лучших в городе, однако в криминальном мире это все равно что почтовый служащий в мире легальном – если тебе за тридцать, а ты подвизаешься в этой роли, ничего другого тебе не светит. Еще Марв держал тотализатор, но только выручка шла не ему, а отцу Човки, всем этим чеченцам, которые теперь владели его баром. То, что «Бар Кузена Марва» давно не принадлежит Кузену Марву, широко не афишировалось, хотя особенно и не скрывалось.
Для Боба это была перемена к лучшему – ему нравилось работать барменом, его тошнило от воспоминаний о бандитском прошлом. А вот Марв – Марв до сих пор ждал, что по алмазным рельсам к нему прикатит бриллиантовый поезд и увезет его в сияющую даль. Он научился прикидываться довольным жизнью. Но Боб знал, что кузена мучат те же мысли, какие мучат самого Боба: через какое дерьмо приходится переступать, если хочешь чего-то добиться. И все это паскудство хохочет тебе в лицо, когда от больших надежд остается один пшик: тот, кто добился успеха, может скрыть свое прошлое, но тот, кто ни черта не добился, барахтается в своем вонючем прошлом до конца жизни.
В тот день Марв пребывал в мрачном расположении духа, и Боб, пытаясь его развеселить, рассказал о своем приключении с собакой. Марв не особенно заинтересовался, но Боб не оставлял попыток. Он посыпал солью лед в переулке, Марв курил на ступеньке у задней двери.
– Смотри, чтоб везде было посыпано, – сказал Марв. – Не хватало, чтобы кто-нибудь из этих кабовердианцев[2] поскользнулся по дороге к мусорному баку.
– Каких еще кабовердианцев?
– Этих, из парикмахерской.
– Из маникюрного салона? Они вьетнамцы.
– Короче, я не хочу, чтобы кто-нибудь навернулся.
– Ты знаешь Надю Данн? – спросил Боб.
Марв помотал головой.
– Это у нее пока живет собака.
– Далась тебе эта собака!
– Непростое дело – воспитывать собаку, – сказал Боб, – учить ее всему. Это же такая ответственность.
Кузен Марв щелчком отправил окурок на землю.
– Слушай, это же не какой-то всеми забытый дальний родственник, который вдруг заявился к тебе на кресле-каталке в обнимку с калоприемником и объявил, что теперь будет жить у тебя. Это просто собака.
– Да, но… – Боб не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что почувствовал, когда вынул из мусорного бака щенка и глянул ему в глаза. В первый раз, сколько Боб себя помнил, он почувствовал тогда, что играет заглавную