И вот – ни радости, ни благодарности, ни обычного в этот день покоя. А все потому, что накануне в гимназии появился новичок, Мойша Сегал.
Когда он вошел в класс, Авигдор сначала не понял, почему изучает его пристальнее, чем других новых учеников. Потом пришло озарение.
Да он сам ведь похож на Мойшу так, как будто бы Сегал – его родной брат. Та же курчавая шапка волос, те же четко очерченные губы. Одинаковая форма носа, общий румянец во всю щеку. Если бы не глаза – можно было бы сказать, что Мойша полная зеркальная копия, отражение Авигдора, изученное до мельчайших подробностей. А глаза слегка различаются: у Мойши более круглые и выпуклые, у Авигдора – миндалевидные, с чуть нависающими веками. Но все равно – сходство поразительное.
Все уроки Меклер неприязненно косился на бедное, потертое платье Мойши. Подумать только, этот оборванец похож на него, купеческого сына, и вообще…
Впрочем, раздражало не только внешнее сходство.
Да, похожи. Неприятно, но ничего не поделаешь.
Но откуда это желание ударить Мойшу по лицу? Почему-то хочется разбить в кровь его рот. А еще лучше зажать его рукой, чтобы Сегал не смог дышать, начал задыхаться, задрожал всем телом.
Уроки пролетели незаметно. Авигдор не помнил, о чем говорили учителя, что приходилось отвечать или записывать. Он был как в тумане. И очнулся от этого бреда лишь тогда, когда понял – он за зданием школы, колотит Мойшу портфелем то по спине, то по голове.
Ярость терзала. Ненависть захлестывала волна за волной. Этот мерзавец испортил ему Шаббат! Что он о себе возомнил, оборванец?! Его не в чем обвинить, совершенно не в чем. Но в этом мальчишке есть что-то такое, от чего тяжелая плотная пелена застилает глаза…
Потом они долго не виделись. Авигдор, перейдя в коммерческое училище, и думать позабыл о негодном Сегале.
Но когда тот вошел в класс школы Иегуды Пэна, у Меклера вновь закололо сердце. С ноги на ногу переминалась его копия, и Мойша выглядел таким жалким, что его невольно захотелось приободрить добрым словом.
Авигдор позвал юношу к окну, где было удобнее писать. И тут же почувствовал, как возвращается забытая ненависть.
Что же с ним происходило?
О, он это понял, едва увидел первую работу Мойши Сегала. Двина, дома, церквушка. Этюд в фиолетовых тонах, глубокий, засасывающий, волнующий, неописуемый. Это был тот этюд, который хотел написать Авигдор.
Что сложного в этой работе? Ничего! Легкие линии, яркие пятна.
В воображении Авигдора все было именно так. Но то, что появлялось на холсте…
Мойша словно украл фантазии Авигдора, он взял те самые краски, положил мазки именно так, как полагалось! Его работа жила. Дышала. Она была восхитительно живой.
А возле холста Меклера Иегуда Пэн вздыхал и негодующе теребил бородку. Прекрасная мечта превратилась в убогое, жалкое,