– Кабы ты, Евдокия, была бы не такая мясистая, я бы тебя в спальню пригласил.
– Так пригласи, пан. Попробуем, может, сладится…
– Не-е, не сладится. Я как гляну на твой подбородок, ну, чисто жирный налим, так сразу ж пас, пшик. Царствуй на кухне, а в спальню тебе хода нет.
Евдокия не обижалась на панову откровенность. «Подумаешь, евнух вяленый. На кой пим мне твоя спальня, твой конюх, Конек-горбунок – вот ето мужик. И слова его праведные: «Ты, Дуняшка, царь-баба. Слаще тебя я не знал. Есть где согрешить с холода-мороза». А то – тьфу, спальня пузача усатого».
Застолье с торгами заканчивалось, когда светало. Гости разъезжались хмельные, усталые, но довольные. Отвели душеньки свои, попили-поели вволюшку. Позубоскалили до одури. И увозят своим женам и дочерям диковинные подарки. Баранский свалился на веранде, распластавшись на широкой софе, и через минуту задавал такого храпака, что его два длинных уса подскакивали кузнечиками, на влажные губы то и дело присаживались по очереди две запоздалые мухи – осень, а им все нет покоя.
Садовник выкопал около сотни саженцев-годовичков, несколько корешков флоксов, своих любимых цветов, сложил в сумку пакеты семян астр, хризантем, кое-какие садовые инструменты и еще кое-что по мелочи, что могло пригодиться там, где не было не только плодовых деревцев, но и цветов под окнами, за исключением чахлых кустиков сирени да желтых «лисьих хвостиков», кое-где уцелевших. Фургон загрузили до предела. Евдокия вынесла две плетенки из лозы, наполненные яствами со стола, да еще и по доброму куску соленого сала с чесноком и тмином.
– Вот вам по корзине на дорожку. Путь не близкий.
– Спасибо тебе, Дуня, добрая душа, – поклонился Тимофей Иванович. А садовник обнял ее, как родную.
– Без вас, тетя Дуня, туго мне придется. Кто мне таких вкусных драников со шкварками принесет, вареников с вишнями.
Евдокия заплакала, повернулась спиной и, втянув голову в широкие плечи, пошла в покои порядок наводить, на помощниц покрикивать. Со стороны отхожего места послышался громкий осуждающий голос Эвелины:
– Ну, паны, ну, каркадилы, понагадили хуже свиней перед забоем, не продохнуть от говна, чтоб на них трасца с хворобой, – она лила из ведра воду и орудовала метлой, – мамочка родная, хочу – скачу, хочу – не-е, горелица у кишине…
– Эвелина! – позвал садовник, – поди сюда.
Когда та подбежала, сказал:
– Хорошо вытри мокрые руки передником. Теперь протяни ладошку. – Он опустил на эту неухоженную лапку дешевые брошку и сережки с