"Маменька!" – с досадой вздохнула Соня и, хотя очень любила свою мать, сейчас её видеть не хотела. Только ничего не поделаешь. Находка снова отправилась в ящик комода, а она открыла дверь матери.
– Никак с Дмитрием Алексеевичем повздорила? – с порога начала та. – Хоть бы одного ухажера сохранила. Последний, самый постоянный, ценить бы надо.
Соня тяжело вздохнула. У маменьки только женихи на уме.
– Повздыхай мне! – прикрикнула княгиня. – Небось, уже и родной матери не рада? Оторвала тебя, вишь, от затворничества!.. Так повздорила с графом али нет?
– Что вашему графу сделается! – буркнула Соня. – Вы лучше бы поинтересовались, зачем он к нам Кулагина привел.
– Ну и зачем?
– Хотел убедить меня, что княгиню Дашкову мне уважать не должно, потому как она сживает со свету бедного механикуса по причине своей вздорности и злопамятности.
– Это он так про Екатерину Романовну? – не поверила Мария Владиславна. Как бы она сама ни относилась к Дашковой, но порядок есть порядок. Женщину, крестной матерью которой была императрица Елизавета, а крестным отцом император Петр Третий? А какого происхождения этот его Кулагин? Он хоть дворянин?
– Кажется, его отец торговал мукой, – неохотно проговорила Соня; она уже была не рада, что затронула эту тему.
– Иными словами, человек низкого происхождения. И он недоволен княгиней, подругой самой императрицы Екатерины? Да по мне пусть она его хоть плетьми засечет!
– Маменька, Кулагин – не крепостной.
– Все едино, рядом с княгиней он – так, букашка, глазу невидимая!
– Он – талантлив. Его сама императрица Екатерина Алексеевна отличает.
– Отличает по причине доброты своей. Мало ли прихлебателей у её стола кормится? Потому он и запамятовал, кто есть на самом деле. В который раз я убеждаюсь: холопу свою приязнь надо отмерять скупо, иначе он возомнит о себе невесть что… Но от Воронцова я такого не ожидала. Мало того, что он сам с недостойным человеком дружит, да ещё изволит его в порядочный дом приводить. Поневоле подумаешь, не отказать ли такому от дома. Ведь как об этом свет скажет? Астаховы настолько обнищали, что уже с простолюдинами дружбу водят…
Соня опять вздохнула. На этот раз украдкой. Маменька села на своего любимого конька: родовитость, аристократия. Поскольку о достатке того или иного обсуждаемого княгиня из чувства справедливости старалась не говорить, то поминала его происхождение. Как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой.
Говорить о достатке Мария Владиславна остерегалась также из боязни накликать на семью ещё большую бедность. Несмотря на крайне экономное ведение хозяйства, ей неоднократно приходилось занимать деньги у своих более удачливых и обеспеченных подруг.
Другая