– Огда, за что ты носишь «нетленного героя», скажи. Такой высокий титул совсем не вяжется с твоими примитивными стратегическими навыками.
– Я уже снарядил солдат приманкой, – не обращая внимания на сарказм, продолжил Огда, – они равномерно разложат ее от пастбища альдебарана до западного края купола. А там мы будем ждать. Девочка кинет пару заклинаний для виду, баран эффектно покроется корочкой, яркая победа.
– Ты хоть понимаешь, что будет, если защита не выдержит?! Раненный, злющий монстр разнесет половину заставы, прежде, чем мы остановим его. Сколько людей погибнет при этом?
Огда отрицательно покачал головой.
– Ты недооцениваешь наш купол, Койор. На наше захолустье выпала честь принимать у себя величайшего шамана из ныне живущих, сама Танцующая с Небом, верховный шаман Ширма создала этот барьер. Никто и ничто не в состоянии разрушить его, пока эта бабка ходит по этой земле.
– Пожалуй, – немного успокоившись согласился Койор, – в деле ее не видел, но слышал много историй. Ширма действительно могущественный шаман. И все же.
– Кончай сгущать краски, шайтан, план сработает. Скорее солнце посинеет, чем кто-то сможет пробиться сквозь наш барьер.
Огда довольно ухмыльнулся, про себя решив занести эту удачную фразу в свой личный список аргументов в споре. Алебардист уже собирался закрепить триумф новой бутылочкой бозо, как вдруг его внимание привлекла яркая сияющая точка в небе. В следующий момент, на небесном магическом куполе с громким хлопком образовалась дыра. Мощный взрыв разнес в щепки крепостную крышу, прилегающие башни с бойницами и добрую половину восточного крыла замка
5.
Раохар медленно повернул голову и столкнулся взглядом с родным братом. В руках у Калькаты был нож самого вождя, загнанный по самую рукоять Раохару в спину. Брат вождя тяжело дышал, на вспотевшем лице читалась буря эмоций, эйфория, сожаление, радость и глубокая печаль сменяли друг друга ежесекундно.
– Извини, брат, – повторил Кальката, все еще не в состоянии отдышаться.
– Кальката, брат, – тихо произнес вождь, слова вылетали изо рта с глухим свистом, было пробито левое легкое.
– Да, брат, я. Я, черт бы тебя побрал. Что ж ты дергаешься, зачем все так усложняешь? Ты бы не мог, – Кальката закашлялся, яд подействовал и на него. – Слушай, как ты так носишься, Рах? Этот чертов волчий бег у меня все силы забрал.
Раохар не ответил. Он бороздил своими желтыми глазами родное и столь горячо любимое лицо брата. Нежелание признавать действительность боролось с дикой болью в груди, которая тяжелым якорем возвращала его в