– Это стало петлей на моей шее, которую хотелось сбросить. Что я, собственно, и сделал.
– Да, хорошо, наверное, было освободиться от такой ответственности.
– Ага, – киваю я, надеясь, что мы вот-вот закроем эту тему, но он неожиданно продолжает.
– Но что произошло, когда ты избавился от этой петли? – Он словно подводит меня к какому-то страшному осознанию, и мне определенно не хочется продолжать наш разговор.
– Давайте заканчивать. – Я спрыгиваю с кушетки и спешно направляюсь в сторону двери. Мне думается, что Антон сейчас подскочит к двери и преградит мне путь, но он остается на месте и кажется совершенно равнодушным.
А потом он произносит то, в чем я все это время боялся признаться. Спокойно, без всякого надрыва, лишь несколько слов, но этого хватает, чтобы я рухнул на колени прямо на пороге его кабинета.
Раз и ты стал никем.
Как же он чертовски прав. В тот вечер, когда мне пришла «гениальная» идея удалить YouTube канал, который приносит одну только боль, я надеялся получить освобождение, почувствовать легкость дыхания. Но вместо этого появилась незнакомая прежде потерянность. Внутри стало так пусто, будто душа навсегда покинула тело. Было не за что ухватиться, невесомый мир ускользал сквозь пальцы, воздух стал чем-то чужеродным и представляющим опасность. Я не мог сделать вдох, грудь сдавило мощной волной паники, а в висках стучало так, что хотелось биться головой об стены, только бы это прекратить. Никогда не думал, что приду к такому. Но я, обливаясь потом и слезами, приблизился к окну. Мне так хотелось сделать хотя бы один вдох, даже если он станет последним. Но я не успел ничего предпринять, потому что внезапно потерял сознание и очнулся уже в больнице.
Ясмина
Она никогда не устраивает сцен при Саве. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с ее неприглядной жестокой стороной, никого не оказывается рядом, чтобы прийти мне на помощь. Но иногда кажется, что будь на моей стороне сотня или даже тысяча человек, ничего не изменится. Никто не запретит ей говорить, и никто не помешает ей так на меня смотреть.
Мама демонстративно целует в обе щеки Саву и любезно интересуется его делами на работе.
– Выглядишь совсем не отдохнувшим. Может, еще поспишь? – Когда она говорит с братом, ее голос светится от нежности и любви.
– Все нормально, мам, – он лишь отмахивается и забирает из ее рук пакеты с продуктами. – Такие тяжелые, ты как их из машины дотащила-то?
– Обыкновенно, – она пожимает плечами, в упор не замечая моего присутствия.
– Нужно было позвонить, – вмешиваюсь я, – мы бы вышли и помогли.
Мама переводит на меня ничего не выражающий взгляд. Когда она смотрит в мои, так похожие на ее собственные глаза, я не нахожу на ее лице ни единой эмоции. Нет даже привычной ненависти или презрения. Сейчас ей на меня все равно. Исчезну, растворюсь в воздухе, убегу на другой континент или даже умру – маме будет плевать.
– А как тебе, –