– Толь, прости, если сможешь…
– Мы так давно знаем друг друга.
– Да, очень давно… Многие годы… И ты все эти годы рассказывал о том, кто из наших умер. Но в последнее время никто не умирает, и ты молчишь.
– Ничего, скоро расскажу.
На подоконнике желтели гладкие камешки с острова Готланд, но Красножан глядел не на них, а на Ремедиос, распахнувшую окно. Юрий Арсеньевич знал, что сейчас, вот в эту самую минуту, девушка полетит сквозь солнечный воздух. И он любил её. И она была прекрасна.
Вероятность равна нулю
Тишина медленно наполнялась сумраком, и дом из красного чуть замшелого кирпича стоял без огней. Юлия Кривогорницына не зажигала электричества, её белый подбородок покоился на воротнике платья спокойной расцветки. Она походила на увядшую веточку вишни.
Женщина смотрела на Розмазнина.
Любовник, встретивший недавно своё тридцать второе лето, спал на диване. Юлия была моложе на год, но казалась старше Розмазнина. Может, потому, что под глазами у неё легли лёгкие лиловые тени? Себя она уверяла, что это из-за «яблок раздора и груш печали», которых в последнее время отведала предостаточно.
Она и так раскидывала и этак и наконец загадала, что объяснится с Александром. Но он всё не пробуждался. Мягко, словно тополиный пух, падал на него, кружась, удивительный сон…
Перед девятилетним Сашей вставал «детский день». Тёплый, как рука, воздух пах травой. Бледные щёки Юли слегка порозовели. Девочка заправила соломенную прядь под панаму и, подмигнув, сказала:
– Полон хлевец белых овец… И это?..
– Зубы!
– Ах ты так… Не буду с тобой играть.
– Если не бросишь сейчас же кости, тогда я с тобой не буду играть.
Девочка послушно склонилась к нардам, и золотые кости, сверкнув, ударились о слюдяную доску.
– Ага, шесть…
– Ой, правда шесть! Я хожу.
– Э-э… Ходи!
…Детей обступила светлая тишина.
Сияющая на солнце, как сабля, река приманивала взгляд.
– Искупнёмся, Юлька?
– Айда!
Смех рассыпался, будто нарды на доске, и мальчик с девочкой рванули наперегонки.
…Розмазнин открыл глаза и приподнялся с дивана.
Узкий полумесяц, похожий на волчий клык, торчал за окном. Мрачно отливали золотом кости на доске, но не слюдяной, а самой обычной, деревянной. Кости же действительно были из благородного металла и достались Александру, когда он победил в международном чемпионате по нардам.
– Давно пришла? – вдруг сказал Розмазнин, заметив Юлию.
– Нет, не очень, – тихо прошептала женщина, словно боясь своих слов.
– Ныряй ко мне…
Кривогорницына, немного помедлив, сняла платье и волнисто забелела, как большая чайка.
– Ну, ныряй же!
Она прижалась к горячей руке возлюбленного, он ощутил холод её кожи.
– Твоё изумление или твоё
Зияние гласных – какая награда
За меркнущее бытие!
И