Сам притих, насколько это было возможно (дышал я как паровоз), и вдруг нащупал слабый пульс! Это на корню меняло всю картину. Приводить его в сознание здесь, в холоднющей трещине, на мокрых камнях не имело смысла. Однако и его возможные травмы мне были неизвестны. Я подумал, что если у пацана поврежден позвоночник, то эти восемь метров подъема его просто убьют. А если не убьет веревка, то убьет холод. Сколько времени он тут лежит, я толком не знаю! Но выбора у меня не было.
С живым пострадавшим положено другое обращение. Пришлось по-другому перевязывать веревку, для более щадящей транспортировки. Ну, это я умею. Аккуратно увязываю его в грудную обвязку, соединенную с беседкой. Сам, трясущийся от холода, поднимаюсь по скале из трещины, командую выбрать веревку и плавно тянуть по моему сигналу. Виталия пересаживаю на край рантклюфта, чтобы он дублировал мои команды. Для мобилизации коллектива сообщил ребятам, что их товарищ пока жив.
Как же мне не хотелось опять лезть под ледник, вы себе не представляете! Но тут уж сработал рефлекс спасателя, которому противиться бесполезно: раз надо, значит, надо! Спустился по стене вниз к парню. Покричал наверх, чтобы начали подъем, а сам, уцепившись за обвязку, потащил его вверх по скале, благо подножье стены было совсем пологим. Дальше пришлось похуже. Во-первых, лазаньем на одной руке и ногах, ясное дело, такую стенку мне не одолеть. Выходит, надо умудриться и тянуть вверх, и одновременно придерживаться за веревку. Как это я делал – до сих пор не соображу. И силенок у моей спасательной команды оказалось не очень… От напряжения и от холода, не к чести моей, меня понесло:
– Тяните, мать вашу, так и перетак! Еще, еще разок! Тянуть по команде: раз – потянули. Стоп, перекур. Раз – потянули! Потянули, я сказал, недоноски чертовы! Тянем! Еще тянем! Сейчас вылезу и всем башку пообрываю! Тянем! Еще раз – тянем, бабушку вашу, слабаки недокормленные! Тянем!
Подтянули пострадавшего под самый перегиб. Тут он и застрял. По скале враспор с ледником я выбрался на лед, оттолкнул Виталия, лег плашмя и приказал тому держать себя за ноги. По команде в гармоничном сочетании со страшным матом потянули всей бригадой. Я тянул за обвязку и ругался, а бригада разноголосо стонала, выбирая веревку.
Перевалили пострадавшего через край ледника. Тут пошла нормальная, я считаю, работа. Меня трясло от усталости, от злости за их бестолковость, от холода и вообще от всего, что свалилось на голову в этот день. А дальше пошли одни восклицательные знаки:
– Палатка есть? Мигом доставайте палатку, раскладывайте на льду. Быстро, сухой спальный мешок сюда! Быстро, говорю! Водка, спирт – есть что-нибудь? Водка есть? Давай водку! Осторожно, снимаем с него штормовку. Так, смотрим: голова цела? Хорошо. Все будет хорошо! Губы бледные, но это ничего. Для обморока