– Там были Красные? – перебиваю я и указываю на поле, на полуразрушенные городские стены. – Мэйвен и Озерные послали в бой Красных солдат вместе с остальными?
Фарли моргает. Она явно не ждала такого вопроса.
– Понятия не имею, – наконец отвечает она, и я слышу в ее голосе тревогу. Она тоже не знает. И не желает знать. Как и я. Я этого не вынесу.
Я разворачиваюсь, в кои-то веки вынудив Фарли рысить следом.
Вновь наступает тишина, в равной мере полная гнева и стыда. Я погружаюсь в нее и мучаю себя. Воскрешаю в памяти отвращение и боль.
Будут новые сражения. Будут умирать люди – неважно, какого цвета крови. Такова война. Такова революция. Под перекрестный огонь попадут и другие. Забыть – значит снова обречь их на муки – и следующие поколения тоже.
Поднимаясь по ступенькам башни, я держу сжатые кулаки в карманах. Сережка колет ладонь, красный камушек нагрелся. Надо выбросить ее в окно. Если я и должна о чем-то забыть, то именно о Кэле.
Но сережка остается.
Бок о бок мы с Фарли входим в зал совета. Перед глазами у меня все плывет, и я пытаюсь прийти в нормальное состояние. Наблюдать. Запоминать. Читать между строк, распознавать секреты и ложь в том, что осталось несказанным. Я понимаю, отчего мне так хотелось вернуться сюда, пусть даже я вправе уйти.
Не потому что это важно. Не потому что я могу быть полезна.
Потому что я эгоистична, слаба и труслива. Я не в силах остаться наедине с собой. Только не сейчас.
Поэтому я сижу, смотрю и слушаю.
И постоянно ощущаю на себе его взгляд.
2. Эванжелина
Ее было бы так легко убить.
На шее Анабель Леролан черные и оранжевые драгоценные камни, перевитые нитями розового золота. Одно движение – и я могла бы перерезать старухе сонную артерию. Положить конец Анабель и ее замыслам. Разорвать проклятую помолвку на глазах у всех присутствующих в зале. Матери, отца, Кэла, не говоря уж о Красных бандитах и иностранных выродках, с которыми мы оказались связаны. Впрочем, Бэрроу нет. Она еще не вернулась. Возможно, продолжает скулить о своем потерянном принце.
Конечно, смерть Анабель положит начало новой войне, расколов и без того непрочный союз. Способна ли я на это – променять преданность на личное счастье? Стыдно задавать себе этот вопрос, даже мысленно.
Старуха, очевидно, чувствует мой взгляд. Ее глаза на мгновение обращаются ко мне, а на губах играет усмешка, когда она поудобней устраивается в кресле.
На ней роскошное красно-черное-оранжевое одеяние. Это цвета Калоров, не только Лероланов. Анабель недвусмысленно дает понять, кому верна.
Вздрогнув, я опускаю взгляд и разглядываю собственные руки. Один ноготь уродливо сломан, я повредила его в бою. Немедленно превратив одно из своих титановых колец в накладной коготь, я надеваю его на палец и постукиваю им по подлокотнику трона, хотя бы для того, чтобы позлить маму. Она искоса смотрит на меня – это единственное свидетельство ее раздражения.
Я